Инструментами «оградительной цивилизации» были церковная мораль, трудовая нравственность, тотальная цензура, регламентированный аскетический образ жизни, жесткая правовая система и пр. Они защищали человека от разрушительных соблазнов биологического, физиологического, психологического, поведенческого характера. Моральные, интеллектуальные, физические качества индустриального человека были продуктом труда государства. Глобализация «пробила» государственные оградительные системы и поставила постиндустриального человека перед необходимостью
Давно исчерпало себя объяснение глобализации как объединение всех государств и народов в единое планетарное образование. Давно стало понятно, что никто глобализацию не придумывал, но некоторые ее поняли и успешно используют в своих интересах. Глобализация – это планетарная интеллектуальная машина, уходящая из-под контроля человека. Из-за своей сложности, масштабности она недоступна для «регулирования» или «отключения» силами ни одного, ни группы самых гениальных ученых современности. Поэтому глобализация никому не принадлежит, никому «не повинуется», «живет для себя» и по «своим законам», не принимает во внимание переживания людей и не делит их на своих и чужих.
Материально глобализация – это техносфера, заложником которой стал человек равно как в России, так и в Европе, и в Америке. Ученые создавали техносферу из лучших побуждений, материализуя во благо человека свои открытия в математике, физике, биологии и др. Фактически глобализация – это совокупная научная идея, самостоятельно живущая в объединенной массе технических и логических устройств, которые обеспечивают жизнь человеческого общества. Эти устройства нельзя остановить – человечество погибнет без них. Получилось так, что несогласованные действия многих поколений технократов создали явление, которое, с одной стороны, освободило человека от голода и непосильного труда, но, с другой стороны, открыло дорогу всем возможным искушениям его плоти и души. Закрыть второе (искушение) – значит уничтожить и первое (достижение).
Глобализация для сознания человека сравнима с катастрофическими изменениями климата для его организма. Она, как и климат, не имеет «местопребывания», субстрата. С ней, как с ветром, не вступить в диалог. Она везде, и она нигде – она информационный климат планеты. «Мировая паутина» автоматически уже приступила к своеобразной «мировой инвентаризации», а ее результаты поставили под сомнение весь мировой порядок. Автоматически происходит переоценка и перераспределение всех ресурсов планеты: человеческих, сырьевых, финансовых, технологических, информационных и др. Итог «глобальной инвентаризации» сравним с последствиями Всемирной революции: изменяется роль, место, цена каждой страны, каждого народа, каждого человека и каждой вещи. Россия заняла в этих списках «цатые» и «сотые» места.
Функции системы глобализации заключаются в изменении психологии и поведения человека за счет контроля над смыслом жизни масс людей (цивилизация и религия), над ценностями (культура и религия), над их жизненными целями (наука и культура) и, в итоге, над мощностью жизненной силы этих масс людей (наука и цивилизация). В ленинградской психологической школе принято анализировать человека как носителя индивидных свойств, субъектных, личностных и свойств индивидуальности. (Ганзен В.А. Системные описания в психологии. Л., 1984, с. 159.).
Собственно, глобализация выступает в роли стройной системы, модифицирующей индустриального человека в постиндустриального. Система состоит из глобальных изменений элементов политики: науки (например, генная инженерия, эвтаназия и т.п.), культуры (эстетика отвратительного и т.п.), религии (мунизм и т.п.), цивилизации (возвышение телесного над духовным и т.п.). Очень важно рассматривать эти элементы самостоятельно, пересекающимися, но не являющимися синонимами друг друга. Они действительно пересекаются, но только в результатах своего влияния на человека как индивида (на нем пересекаются цивилизация и религия), как личность (пересечение влияния культуры и религии), как субъекта труда, познания и общения (плод пересечения цивилизации и науки), как индивидуальности (результат пересечения культуры и науки). Структура отношений элементов глобализации обусловлена политикой, синтезирующей и синхронизирующей глобальные изменения в меру своих интеллектуальных и властных возможностей (см. рис. 1).
Рис. 1. Переформирование психических структур постиндустриального человека (индивида, субъекта, личности и индивидуальности) под перекрестным влиянием глобальных изменений культуры, религии, науки и цивилизации (по мотивам Б.Г.Ананьева и В.А.Ганзена).
В постиндустриальном человеке, подвергающемся фундаментальному давлению изменений в культуре, науке, религии, цивилизации, будет иметь решающее значение мера его автономности, способности самостоятельно, без внешней поддержки не просто противостоять соблазнам глобализации, а использовать их в своих интересах, подчинять себе. Тогда вступят в действие исходно слаборазвитые из-за подмены их государством, но присущие человеку: а) самоконтроль – как индивиду (пол, возраст, свойства нервной системы, конституция); б) саморегуляция – человеку как субъекту (воля, мышление, аффект, перцепция); в) самоуправление – человеку как личности (темперамент, характер, направленность, способности); г) самовоспитание – человеку как индивидуальности (индивидуальная история, индивидуальные особенности, опыт, продуктивность).
Самоконтроль присущ только здоровому индивиду, ведущему здоровый образ жизни. Здоровье индивида не исчерпывается его медицинскими характеристиками – оно имеет экзистенциальную основу в виде смысла жизни. Смысл жизни определяет систему эталонов образа жизни, а самоконтроль устанавливает рассогласование между этими эталонами и контролируемыми параметрами поведения. Эталоны определяют все: режим дня, структуру свободного времени, стиль общения с окружающими и др. По сути, это – овладение процессами собственного поведения, которое и проявляется в форме самоконтроля. Это свобода индивида от искушений, ограниченная только возможностями организма. Если же у человека отбирается право на самоконтроль, то он автоматически лишается системы эталонов, определенной смыслом жизни, и переходит под внешний контроль при помощи иных эталонов, иного образа жизни, иного смысла жизни. Отобрать у человека личностную свободу – значит лишить его самоконтроля (см. рис. 2).
Для Л.фон Мизеса свобода означала возможность индивида моделировать свою жизнь по собственному плану, который не навязывается ему властями с помощью аппарата принуждения. При этом действия индивида ограничиваются не насилием или угрозой его применения, а только лишь физической структурой его тела и естественными пределами его возможностей (Мизес Л.фон. Антикапиталистическая ментальность. N.-Y.: Телекс, 1992. С. 3). Л.фон Мизес писал, что история западной цивилизации – это история непрекращающейся борьбы за именно таким образом понимаемую свободу.
Фундаментальность такой свободы, как самоконтроль доказывается священными текстами, в которых этому уделено большое внимание.
Так, согласно Библии, освобождение
Если Бог лишал человека или народ Свободы, значит вершился суд Божий (Втор 28:58 и след.); 2) Иисус не осуждает стремление к Свободе, он отвергает лишь насильственное достижение ее. Иисус не отвергает и обостренное чувство Свободы, заставлявшее смотреть на римлян как на поработителей. Он предостерегает от переоценки земной Свободы в ущерб истинной Свободе, даруемой Им Самим (Ин 8:31 и след.; ср. 1Кор 7:22). Хотя Благая Весть провозглашает принципы, необходимые для создания такого государственного устройства, при котором, на основании всеобщего подобия Богу, каждый может быть свободным, тем не менее Новый Завет отражает весьма реалистичный взгляд на отношения между рабами и свободными людьми. Поскольку, в ожидании скорого Второго пришествия, социальные вопросы представлялись малозначительными, то и вопрос о реальной форме государственного устройства, более всего соответствующей библейским представлениям о человеке, является в Новом Завете второстепенным. Центральное место занимает вопрос об отношениях между Богом и человеком, т.е. о свободе от греха и спасении. Из этого, однако, не следует, что человек, живя на земле, не должен добиваться справедливости в общественных отношениях.
Есть понятие «свободы от греховного плена». Грех – это рабство, плен (Ин 8:34). Совершив грехопадение, человечество стало несвободным (см. выше). Трагизм положения заключается в том, что большинство людей не подозревает, что в то время, как они считают себя свободными, они на самом деле порабощены грехом и смерть их неизбежна. Кто, подобно блудному сыну, вовремя очнется от сна и предаст себя в руки единственного Освободителя и Помощника, кто, пройдя путь блудного сына, примет решение (ст. 18), раскается и исповедует грехи (ст. 21), тот возвратится в отчий дом, обретя через веру Свободу и радость (ст. 24). Это – путь к Свободе, путь к Тому, Кто дарует Свободу. (Ин 8:36). Иисус – Победитель греха, смерти и дьявола (Кол 2:15; Евр 4:15 и след.). Всех, кто следует за Ним, Он «призывает к свободе» (Гал 5:13), которую Он дарует (ст. 1). Обретшие Свободу стали рабами Божьими (Рим 6:18). Достижение этого нового состояния связано с изменениями отношений между людьми (Гал 3:28). Окончательную Свободу человек обретет после смерти, покинув царство князя тьмы (Ин 14:30).
Рис. 4. Переформатирование человека индустриального в человека постиндустриального за счет развития самоконтроля человека как индивида, саморегуляции, как субъекта, самоуправления, как личности, и самовоспитания, как индивидуальности.
Саморегуляция присуща только субъекту труда, он овладевает ей в процессе игры, общения и познания. Жизненная сила субъекта труда определяется произведением смысла его жизни на ее цель. Величина этого произведения определяет исход борьбы его мотивов и выбор, который он делает. Психологически это проявляется в первую очередь в интенсивности и продолжительности психологического усилия, которые регистрируются как сила воли, мышления, страстей. Самостоятельность и настойчивость субъекта труда проявляется в форме саморегуляции, которую часто относят к свойствам воли и культуры. Субъект труда легко следует социальным нормам, подчиняется правилам поведения. Но если способность субъекта «держать психологическое усилие» невелика, он утрачивает способность к саморегуляции. У него возникают трудности социальной адаптации, он начинает пренебрегать общепринятыми нормами деятельности. В случае утраты смысла жизни и цели, субъект теряет свои свойства, главным из которых является способность к саморегуляции. Отнять у личности экономическую свободу – значить лишить человека саморегуляции. В таком состоянии он охотно соглашается на введение внешнего регулирования – ограничение его свободы как субъекта труда. Экономическая свобода – это свобода субъекта от внешнего регулирования, ограниченная только своей способностью преодолевать сопротивление чужой воли.
Поэтому исследователи экономической свободы (хотя они не всегда ее так именовали) понимали ее как право человека распоряжаться своими действиями, владениями и собственностью в рамках законов, не подвергаясь при этом деспотической власти другого человека (Локк Д. Сочинения. В 3 т. Т. 3. М., Мысль, 1988. С. 292). Н. Бердяев, совершенно согласно с этим, писал: «Свобода есть моя независимость и определяемость моей личности изнутри, и свобода есть моя творческая сила, не выбор между поставленным передо мной добром и злом, а мое созидание добра и зла. Самое состояние выбора может давать человеку чувство угнетенности, нерешительности, даже несвободы. Освобождение наступает, когда выбор сделан и когда я иду творческим путем» [Бердяев Н. Самопознание (опыт философской автобиографии. М., «Книга», 1991. С. 61—62]. Неудивительно, что в СССР учили, что: «Свобода – возможность поступать так, как хочется. Свобода – это свобода воли» (Краткая философская энциклопедия. М., Издательская группа «Прогресс»-«Энциклопедия», 1994).
Однако, экономическая свобода означает прежде всего собственную конструктивную активность. Поэтому Д. Талмон писал, что свобода означает практическое решение инициировать что-либо спонтанно (Talmon J. Political Messianism. London: Secker and Warburg, 1960. P. 180). Для Д.Дьюи свобода – это эффективная возможность делать конкретные вещи. Даже Вольтер понимал ее как исключительную возможность действовать (Мир философии. Ч. 2. М., Политиздат, 1991. С. 183).
И все же, в политическом смысле, важно мнение Д. Ролза о том, что свобода может быть понята, если мы обратимся к трем положениям: субъектам, которые свободны; сдержкам и ограничениям, от которых свобода освобождает; а также к тому, что именно субъекты свободны предпринимать или не предпринимать (Rawls J. A Theory of Justice. N.-Y.: Oxford University Press, 1973. P. 202). Точно так же считал Д. Локк, расценивая свободу естественным правом человека, который не обязан подчиняться воле и власти другого человека [Локк Д. Сочинения. В 3 т. Т. 3. М., Мысль, 1988. С. 292]. Кроме того, Д. Локк не признавал за свободным человеком права уничтожить себя или живое существо в своем владении, за исключением случаев, когда такое уничтожение необходимо для более благородного использования, чем сохранение.
Относя свободу к высшим социальным ценностям, он считал, что свобода от деспотической власти настолько существенна, что человек может расстаться с ней, лишь поплатившись за это своей безопасностью и жизнью (там же, с. 275). Понимая свободу как право человека распоряжаться своими действиями, владениями и собственностью в рамках законов, не подвергаясь при этом деспотической власти другого человека, Д. Локк ставил свободу гражданского общества выше свободы, которой располагает политическая власть. У него «сообщество постоянно сохраняет верховную власть для спасения себя от покушений и замыслов кого угодно, даже своих законодателей, в тех случаях, когда они окажутся настолько глупыми или настолько злонамеренными, чтобы создавать и осуществлять заговоры против свободы и собственности подданного» (там же, с. 349).