Главное, чтобы в момент актуализации той или иной идентичности как ведущей человек не забывал о своей принадлежности еще к множеству других идентичностей и не становился абсолютно нетерпим и агрессивен к «не своим». Сен полагает, и тут с ним невозможно не согласиться, что насилие – это результат ситуации, когда одна из идентичностей жестко вытесняет другие и требует своего подтверждения через агрессию по отношению к тем, кто воспринимается как чужой и тем самым как угроза существованию сообщества, с которым себя ассоциирует личность. Таким образом, по его мнению, главное – не позволять себе вытеснять из своего сознания потенциальные идентичности, которые могут казаться неактуальными в данной ситуации. Ведь если бы жители руандийского Кигали помнили, что они не только хуту, но еще и руандийцы(как и тутси), африканцы (как и тутси), жители третьего мира (как и тутси) и, в конце концов, просто люди (как и тутси), то выйти на улицы и начать рубить мачете в капусту тысячи тутси всех возрастов вряд ли стало бы возможно. При этом надо помнить, что многое зависит и от общества и его готовности воспринять самоидентификацию того или иного человека. Скажем, если бы в ЮАР времен апартеида не белый гражданин попытался вести себя как принадлежащий просто к человечеству, а не тому или иному африканскому племени, то это могло бы привести его к заключению в тюрьму и даже смерти….

Интересны соображения, которые приводит в своей работе по исследованию формирования идентичностей в РФ М.Н. Губогло (Губогло, 2003). По его мнению, подкрепленному данными исследований, маневр внутри имеющихся у личности идентичностей – это своего рода резерв адаптации к изменениям, которым оперирует личность в сложных условиях общественной трансформации. Так, разрушение советской идентичности привело к активизации этнических идентичностей и повсеместно семейной идентичности. Таким образом дремавшие до поры до времени идентичности поспешно заполнили образовавшуюся вдруг брешь. Что наводит на мысль, что в структуре личности под идентичность отведен определенный объем психического пространства, который так или иначе должен быть заполнен.

Возникает вопрос: а что же с базовой краеугольной системообразующей ассоциацией личности? Может ли она допустить сосуществование рядом с собой в рамках личности конкурирующих идентичностей?

Видимо, только в том случае, если она будет более общей по отношению к ним и они не будут восприниматься как конкурентные. Скажем, если базовой идентичностью для человека является принадлежность к исламу, то в конфликтном случае вовсе не факт, что он будет помнить обо всех своих параллельных идентичностях – гражданстве, принадлежности к образованным людям, членстве в политической партии. Но если базовой идентичностью станет принадлежность к человечеству, то это, безусловно, снимет все вопросы конфликта идентичностей более низких уровней. По крайней мере на данный момент. Видимы ли признаки такого развития событий? В общем, да.

В психическом пространстве, которое начинает занимать все большую и большую часть человеческой реальности, общечеловеческая идентичность, безусловно, вытесняет разнообразные биологически и идеологически обусловленные. Да и в физическом мире видны многочисленные симптомы формирования общечеловеческой идентичности. Обратимся, например, к миру современных «икон» массового сознания. И обратим внимание на внезапно проявившуюся «моду» на усыновление детей других рас, которая охватила культовых персон шоу-бизнеса. Напомним, что самая популярная актриса Голливуда Анджелина Джоли усыновила и удочерила уже троих детей – девочку из Африки и двух мальчиков из Азии и утверждает, что ее мечтой является «семья цвета радуги», в которой будут дети со всех континентов. И это не завихрение эксцентричной особы, не некий социальный вывих, а именно тенденция, ведь вслед за Джоли уже усыновили детей из Африки и Азии десятки «икон стиля». Значит, это угаданная общественная линия развития, к которой оказались чувствительны, которую предугадали наиболее «глобализированные», живущие наднациональной и надстрановой жизнью наши современницы. Вполне может быть, что через двадцать или тридцать лет станет модным создание семьи с человеком другой расы, этноса, культуры. И это будет социально-эстетическим отражением этапа построения общечеловеческой идентичности.

А как же быть с той эпидемией расцвета региональных идентичностей, которая охватила сейчас огромные пространства и на просторах СНГ, и в рамках ЕС (чего стоят внезапно пробудившиеся национальные чувства уэльсцев и шотландцев, похоже, всерьез вознамерившихся выйти из Соединенного королевства), и в Индии, и Китае. Не идет ли это вразрез с идеей о приближающемся формировании общечеловеческой идентичности. На наш взгляд, нет. Вероятно это можно рассматривать как процесс аудита и упорядочивания имеющегося набора идентичностей перед тем как система перейдет на новый уровень сложности. В рамках этого процесса идет и деградация некоторых сложносочиненных идентичностей, составленных из разнородных частей. Аналогично тому, как в детском строительном конструкторе можно собрать из элементов несколько небольших башен, а можно одну большую. Но для конструирования большой башни надо предварительно разобрать предыдущие постройки.

Насколько реально формирование общечеловеческой идентичности? Достаточно ли развилось человечество, чтобы личность могла черпать то чувство защищенности, уверенности, гордости, подъема, которое дает принадлежность к той или иной идентичности, в принадлежности к человечеству в целом, в том, что ты – человек – результат эволюции миллионов существ и психических затрат и борений тысяч поколений людей? Вопрос открыт. Можно предположить, что если бы возникли серьезные признаки приближения к нашему пространству жизни другого разума, другой цивилизации, то формирование общечеловеческой идентичности совершилось бы мгновенно, точно так же, вероятно, могла бы подействовать угроза какого-либо глобального природного катаклизма. Возможны, конечно, и менее драматические пути. Во всяком случае, поставить этот вопрос уже пришла пора.

Вопрос о мотивации человеческой жизнедеятельности интересовал наиболее пытливых членов человеческого сообщества, по-видимому, с самого начала времен. Во всяком случае даже в примитивных сообществах выделялись особые люди, отвечающие за связи с сакральным, а обслуживать сакральное невозможно, не задумываясь о мотивации. Судя по последним публикациям археологов и антропологов, эзотерические практики были в ходу уже у неандертальцев. Такой широко распространенный ритуал, как жертвоприношение, не мог бы возникнуть вне контекста мотивации, планирования будущего, целеполагания…

Конфигурация желаемого будущего была всегда тесно связана со структурой потребностей данного сообщества и существующим дефицитом. Так, в наиболее примитивных сообществах, существующих на грани выживания, мечтаемое будущее представляло собой исключительно изобилие и доступность пищи. По мере же роста благосостояния сообщества представление о мечтаемом будущем усложнялось и пополнялось новыми деталями, отвечающими развивающейся и усложняющейся структуре человеческих потребностей – структуре человеческих мотиваций.

Согласно классическому психологическому подходу, предложенному Абрахамом Маслоу, потребности человека можно представить как своеобразную иерархическую структуру, на нижних ярусах которой находятся базовые физиологические потребности, а выше все более абстрактные и социальные.

Обычно в качестве базовых физиологических потребностей называют потребность пищи-воды и сексуальную потребность. На наш взгляд, первичной корневой базовой потребностью любого организма, в том числе и человека, является потребность в сохранении себя как физической целостности, обеспечиваемая за счет правильного для организмов данного вида обмена веществами со средой. Речь идет о поступлении из среды и выделении в нее веществ, которые необходимо потреблять и выделять данному организму для поддержания жизнедеятельности. Следующим иерархическим уровнем являются потребности расширения себя и вида – потребности размножения, воплощаемые в сексуальное влечение. И эта физиологическая дихотомия существует как своего рода предпосылка к развитию следующих уровней потребностей.

По мнению Маслоу, над физиологическими потребностями надстроены потребности в безопасности, любви и принадлежности, уважении и самоактуализации.

Рис. 1. Иерархия потребностей по Маслоу

При этом когнитивные потребности существуют в некоей параллельной иерархии, синергетически дополняющей систему побудительных мотивов. Впрочем, многие авторы встраивают и эти потребности в общую пирамиду, придавая ей следующий вид (рис. 2):

Одно из базовых положений теории мотивации заключается в том, что потребности более низкого порядка первичны по отношению к потребностям высшего порядка и без их удовлетворения человек не может перейти к деятельности, мотивированной потребностями высшего порядка… Хотя понятно, что нельзя пытаться распространить жесткую взаимосвязь такого рода на взаимоотношения между всеми соседними этажами. Другой принципиальный момент заключается в том, эмпирически проверенном каждом на себе факте, что удовлетворенные потребности «теряют в цене» – отходят на задний план и уступают место для новой потребности того же уровня или более высокого порядка. При этом удовлетворенные потребности перестают быть источником эмоций и побудительным мотивом к деятельности. Однако они могут вновь стать этим мотивом, если перестанут быть удовлетворенными и опять перейдут на передний план актуальности. Понятно, что все эти утверждения работают в отношении людей в целом, но не могут быть механистически применены к отдельному человеку

В психологии нет таких устоявшихся понятий, как «вес», «объем» или «сила» и «устойчивость потребностей». Однако логично предположить, что потребности первого уровня более устойчивые, более прочно связаны с индивидуумом,то есть хорошо сохраняются даже в «спящем», удовлетворенном, неактуальном состоянии и легко приводятся в актуализированное состояние и превращаются в полноценные побудительные мотивы в случае сбоя удовлетворения. Чем выше уровень потребности, тем она более зыбка, размыта, эфемерна, неустойчива, невозобновляема.

В то же время чем более благополучным, социально организованным и развитым становится общество, тем в меньшей степени люди в этом обществе фиксируются на удовлетворении потребностей низших порядков, удовлетворяющихся как бы «само собой». Причем если еще недавно в первую очередь удовлетворялись потребности «обмена веществом со средой», а удовлетворение потребностей размножения было одним из серьезных побудительных мотивов человеческого поведения, то можно прогнозировать, что в формирующемся на наших глазах обществе этот мотив тоже скоро сойдет с арены актуальности как абсолютно удовлетворенный (легко удовлетворяемый). Таким образом, мы окажемся в обществе, побудительные мотивы членов которого далеки от базовых физиологических потребностей, ставших неактуальными (но, тем не менее, законсервированных в сохранном состоянии) В то же время потребности более высоких порядков более неустойчивы и эфемерны, они легче разрушаются и сложнее восстанавливаются. Это приводит к многочисленным и хорошо известным явлениям сбоя, «ухода из общества», когда отдельные люди, группы людей или даже целые пласты общества отказываются от жизни в сложноорганизованной социальной системе со сложноорганизованными потребностями , в том числе и сложноорганизованной системе мотивации, и переходят на более низкий и понятный уровень мотивации и потребностей.

В качестве относительно недавнего примера массового явления такого рода можно назвать движение хиппи, идеологи которого призывали вернуться к радостям простой жизни. Сегодня набирает обороты сходное социальное явление – дауншифтинг, когда социально успешные материально обеспеченные люди Запада под влиянием внезапного импульса бросают весь свой уклад и начинают жизнь «простой единицы» где-нибудь в Юго-Восточной Азии, возвращаясь в систему элементарных физиологических потребностей и мотиваций.

Что происходит с этими людьми? Очевидно, у них не сформировалось тех прочных и устойчивых потребностей высшего порядка, которые могли бы привязывать их к современному обществу, – скажем, потребности в интеллектуальном творчестве и производстве нового или потребности в постоянном движении вверх в рамках социальной иерархии. А базовые потребности в современном обществе настолько «переудовлетворены», что перестают приносить хоть какое-либо чувство радости, таким образом человек выскальзывает из системы потребностей и мотиваций. В этой связи любопытны взгляды российского экономиста В. Л. Иноземцева (Иноземцев, 1999), по мнению которого в наступающем «обществе знаний» наиболее продвинутой и обеспеченной группой будут интеллектуалы с четко сформированными нематериальными потребностями – потребностями творчества и развития. Вполне возможно, что сама по себе способность сохранять устойчивую потребность высшего порядка, скажем потребность творчества, может являться критерием отбора на успешность в обществе будущего…

В более простых обществах, например в земледельческой общине VII—VIII веков на территории современной России, представить себе «переудовлетворение» было невозможно и система общепринятых базовых мотиваций и потребностей держала человека в рамках общепринятого стереотипа жизни весьма прочно. Однако с того момента общество ушло очень далеко по пути усложнения систем потребностей. Возникли новые потребности третьего-четвертого и т. д. уровней, которые наши предки даже не могли себе представить. Например, потребность в высокой насыщенности информационных потоков – современный человек чувствует себя дискомфортно без информации, постоянно поступающей по электронным каналам через компьютер, мобильный телефон, телевизор… Или потребность постоянно совершать покупки, которая даже получила специальное название шопинготерапии…