– Успокоилась? – возражает Пьер. – Ей больно!

– Нет, она уже умерла, – говорит он. – Мертвым не больно.

– Зачем ты вообще это снимал? – спрашивает Пьер. – Ты извращенец. Фотографируешь мертвецов и показываешь другим. Ты сделал то же самое, когда умер папа. Я не хочу смотреть фотографии моих мертвых родителей.

– Со смертью ничего не кончается, пора бы тебе это признать.

– Да пойми ты, что я не хочу на них смотреть. Не хочу – и точка, – говорит Пьер. – Скорбящий сын не хочет видеть фотографии своих родителей в момент смерти.

– Скорбящий… – бормочет Нильс. Он делает глоток пива.

– Что? – восклицает Пьер. – Что ты хочешь этим сказать?

– Совсем не видно, что ты глубоко скорбишь.

– Заткнись, все скорбят по-разному!

Вокруг стола тишина.

– Можешь ты просто смириться, – говорит Пьер, – с тем, что я не хочу смотреть фотографии с маминой кончины? Прекрати нести всякую чушь!

Нильс не отвечает. Он достает телефон и смотрит в него, нервно улыбаясь, бесцельно листает разные приложения, и постепенно у него просыпается чувство, что с ним обошлись несправедливо. Пьер этого не видит, но Бенжамин чувствует его протест против отвержения, Нильс чувствует себя оскорбленным, все это кипит в нем. Он встает из-за стола и уходит в дом.

– Пьер, – шепчет Бенжамин. – Зачем ты так?

– Да он вообще в своем уме? Я еще в больнице хотел ему это сказать, когда он начал ее снимать. Но сейчас он хочет, чтобы я их посмотрел, это уже вообще за гранью.

– Нам нужно постараться выполнить последнее желание матери. Нам нельзя ссориться.

Пьер ничего не отвечает. Он запускает руку в тарелку с чипсами, которую Нильс поставил на стол, но там пусто. Какое-то время сидит, уставившись на стол, потом встает и заходит в дом. Сквозь открытое окно кухни Бенжамин видит его спину и слышит его громкий голос.

– Прости, я был не прав по поводу этих фотографий.

Нильс смотрит на него, сидя за кухонным столом.

– Ничего, – говорит он. – Не надо было их тебе показывать.

Пьер протягивает руки к брату, Нильс встает, они хлопают друг друга по спине, это похоже на аплодисменты. Бенжамин чувствует напряжение на своем лице и понимает, что улыбается. Объятие длится недолго, но это неважно, ведь оно было, и через несколько минут Бенжамин сидит в беседке и чувствует полное удовлетворение, словно человек, который после штормовой ночи с богатым уловом разматывает сеть, и все кажется бесполезным, видимо, придется ее выбросить. И вдруг он тянет за какую-то нитку, и неожиданно сеть распутывается и свисает свободно, остается только повесить ее сушиться за домом.