— Этот кот — к деньгам, — сообщил я очередную новость. — И вообще, приход к прибавке. Пошли в мамину спальню, заначку будем делить.

Летнее солнце, незатуманенное облаками, ярко освещало поле боя. Мощная грудь Люськи виднелся издалека — двойной белой мортирой она обозревала окрестности. А вот очереди перед киоском не наблюдалось, и то слава богу.

— Здравствуй, радость моя, — вежливо улыбнулся Антон. — Как жизнь молодая?

— Ой, Тоша, — расцвела она, из амбразуры окна наводя орудия на цель. — А я только о тебе думала, куда пропал?

— Дела, Люсьен, меня захлестнули, едва не придавили своим весом, — сообщил парень чистую правду.

— Да вижу, какой-то ты бледненький… — обрамленный со всех сторон шоколадками и сигаретными пачками, белый бюст колыхнулся в телевизоре окна.

Антон гулко сглотнул:

— Учеба навалилась в полный рост, да и переезд случился в город, на новую квартиру.

— Знаю-знаю, — закивала она. — Земля слухами полнится. Коньяк будешь брать? Я тебе всяко разного отложила.

— С деньгами напряг, — вздохнул Антон. — С одной стороны надо, но обстоятельства выше нас. Только в сказках все есть, да у меня в руках ничего нет. Не представляешь, какие затраты вылезли.

Из Нининой заначки нам досталась десятка. Всего лишь «красненький» червонец, остальное Коля велел раздать ребятам, с приказом экономить до лучших времен. Антон следом за мной пригорюнился: пословица «красиво жить не запретишь» оказалась насмешкой. Запретишь, еще как запретишь!

— Фи, ну так возьми в долг, — воскликнула продавщица. — Парень серьезный, проверенный. В тетрадку запишу, завтра отдашь.

— Люсенька, рыцарь не должен жить за счет прекрасной дамы. Как считаешь, во сколько можно оценить сей чудесный кубок?

Массивная хрустальная пепельница, размером с противотанковую мину, перекочевала из сумки на прилавок.

— Пять рублей дам, — с ходу, без тщательного осмотра, убила нас продавщица.

Целую минуту рыбой, брошенной на берег, Антон беззвучно разевал рот.

Вот гадюка, а? Какая вероломная подножка от человека, которого мы считали надежным партнером!

— Иногда женскому коварству нет предела, — сообщил он мне, и сошел с дистанции.

— Но как же так, Люсенька? — переборов секундную растерянность, опомнился я. — Двадцать пять рублей, как оно того стоит в магазине, ты давать не хочешь. В упор не видишь гармоничные плавные формы, стильный орнамент… Посмотри внимательно, может быть, двадцать один?

Люся с уважением посмотрела. Не на пепельницу — на пацана, владеющего искусством торга.