В Испанию я перемесился с двумя сумками диетических продуктов на груди. Еле допер эту тяжесть. Тяжело плюхнулся на диван гостиничногономера, однако сразу подскочил от явной несуразности — из спальни выглядывали чьи-то голые ступни.

— Там, вдоль стенки, лежит труп, — мелькнула в голове догадка. Эта мысль не вызывала сомнений.

— Наша мама пришла, молочка принесла? — переступив через мертвые ноги, в дверном проеме показался Игорь Неделькин.

Одет он был неприметным туристом — гавайка, шорты, шлепанцы.

— Ну да, — машинально ответил я.

— Извини, Михалыч, ничего личного, — поднимая пистолет, он криво усмехнулся. — Просто в этом раскладе ты немного лишний.

Рука с «Береттой» еще двигалась, когда сумрачная комната расцвела яркими красками. Огонек светодиода в стенном выключателе, неожиданно вспыхнув красным рубином, резанул по глазам. Голос Игоря увяз в густом меде, только пустой жабий взгляд проникал прямо в душу.

Конец фразы я едва расслышал — делаясь тягучими, слова замедлялись. Звуковой фон, преобразившись, сменился ровным гулом, а искаженная речь тоже застыла на одной ноте, как бывает в испорченном магнитофоне.

Детали сделались контрастными. Крупный мотылек, бьющийся на рожке ранее бледного, а теперь вдруг полыхнувшего светом ночника, внезапно замер в воздухе, обретя фантастическую четкость. Словно резкость в бинокле навели: каждая ножка бабочки стала видна до мелких мохнатых деталей. Кадрами из замедленного фильма, переливаясь фиолетово-черным перламутром, пестрые крылышки сонно дрожали в попытке возобновить движение вверх-вниз. Казалось, мотылек навсегда увяз в прозрачном сиропе загустевшего воздуха.

Мрачный зрачок толстого пистолетного ствола уставился мне в лицо, вызывая острое желание дернуться в сторону от такого недоброго взгляда. Одновременно с запуском торможения мира Игорь Неделькин успел нажать спусковой крючок. Сухо клацнул затвор «Беретты», из ствола лениво вылетела пуля в облаке пороховых газов. Увидеть ее замедляющийся полет мне удалось, а вот уклониться не совсем — плечо резануло болью. И только затем прозвучал кастрированный глушителем выстрел.

Удар развернул меня, отбрасывая на диван. Взгляд остановился на круглой дырочке в левой части грудины, откуда толчками выплескивалась ярко-красная кровь. Раскаленные газы еще клубились между мной и толстым цилиндром глушителя, когда краски начали меркнуть, медленно заливая картину чернотой.

А потом свет погас окончательно.