Открой глаза. Смотри. Матиас.

Господин Ланглуа заходит в гостиную и приближается к ребенку.

Тень господина Ланглуа накрывает застывшего от страха малыша.

Сандрина ползет.

Матиас.

Она уже ничего не чувствует.

Матиас. Никто не придет. Матиас…

Сандрина одолевает порог и ползет на четвереньках, сил встать на ноги у нее нет, но она все ближе, ближе — низведенное до ничтожества животное, она приближается к ребенку.

Матиас. Черненький, с бездонными глазами и нежной кожей Матиас. Сын Каролины… Видит ли в нем этот монстр что-то помимо сына первой жены, помимо ребенка, которого Каролина любит всем сердцем и отняла у него? Этот монстр пытался убить Каролину был уверен, что убил ее, но ему этого мало — он готов убить малыша. Он знает, что тем самым смертельно ранит ее, отнимет все, что у нее есть. Он убьет Матиаса, и никто не придет на помощь.

Сандрина протягивает руку, пытается хоть за что-нибудь схватиться. Матиас молчит, он онемел от страха, а господин Ланглуа говорит и говорит, изрыгает ругательства, проклинает самок, которые посмели унизить его, бросить ему вызов. Он говорит, что от него не уходят, что его не бросают, а кто вздумает уйти — того убьет, и Сандрина умоляет его, умоляет соседей за стеной, но ни одна дверь так и не открылась, нет; она умоляет, хотя знает — они погибнут, он пришел покарать, он пришел убивать.

Его рука хватает тонкую шейку ребенка, глаза Матиаса делаются огромными, в их черной глубине нет ничего, кроме страха. Темная струйка пропитывает штанишки пижамы, едкий запах аммиака достигает ноздрей Сандрины, и она, вторая жена — даже не жена, а так, неизвестно кто, жалкая жертва, несостоявшаяся мать — на последнем издыхании, обессиленная, намерена драться, хочет защитить, хочет удержать мужчину, который сейчас убьет малыша, но руки у нее вялые, а слезы льются и льются, но какой от них толк?

Никто не придет…

Кто-то идет…

Кто-то идет.

Лиза… Лиза здесь. И не одна. Через секунду господин Ланглуа уже на полу, руки согнуты под немыслимыми углами, чье-то колено давит ему на спину; ему говорят: ТОЛЬКО ДЕРНИСЬ, УБЛЮДОК, ТОЛЬКО ПОСМЕЙ, — и его грубо утыкают носом в пол.

Лиза бросает быстрый взгляд на Сандрину, она пришла с людьми в темно-синей форме, кажется, это парамедики, они ощупывают Сандрину, Матиаса, суетятся над Анн-Мари. Звучит указание, что надо доставить Анн-Мари в больницу, и Сандрина с облегчением думает: больница для тех, кого надо лечить. Точно так же совсем недавно Каролина сказала: «Пикассо теплый», — значит, собака не умерла.

Сандрина ползет. «Не двигайтесь, мадам, подождите!» — но она с упорством стремится к ребенку, дотягивается до него, обнимает, стискивает. Матиас тоже теплый, Матиас жив, и ее слезы льются на его черные волосы. Она говорит:

— Матиас, не смотри, не смотри, Матиас, не надо, мне так жаль, так жаль, о Матиас, бедный мой мальчик, все кончено, все позади.

Матиас крепко хватается своими ручонками за ее шею, от него пахнет мылом, мочой и горьким потом от пережитого ужаса.

Все чувства Сандрины обостряются, она чувствует нарастающую боль в почках, в зажатом животе, у нее мокрые джинсы, и она боится, что это от крови, у нее исцарапанные руки, кожа на голове горит, и она видит на полу пряди своих волос.