— Налево двигай, в открытую зону, — уточнил направление дежурный, — чего это тебя сегодня утром подкумок вызывал?

«Кислый сдал, сука,» — понял Вадим, поймав себя на мысли, что уже рассуждает как зек, а вслух очень вежливо заметил рокочущим басом:

— Насколько я помню, вы, Николай Алексеевич, отработали в оперчасти всего около двух лет, а старший лейтенант Рагозин уже четвёртый год опером, так что ещё неизвестно, кто тут кум, а кто — подкумок, — и, воспользовавшись тем, что ДПНК от неожиданности остановился, открыв рот, добавил, — а вызывал не он меня, а я его.

— З-зачем?

— Проблемка одна возникла.

— У тебя п-проблема!? — Захарчук окинул взглядом богатырскую фигуру Бурого. —К-какая?

— Ну, не у меня лично…, а так… Да зачем Вам знать это. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Не хочешь говорить? Ну как хочешь. Т-только смотри, со мной лучше д-дружить.

— Так я и стараюсь со всеми дружить.

— З-знаю я, как ты дружишь! Всю бригаду в реку загнал, п-по-дружески! Ха-ха-ха!

— Ну, это злые языки наговаривают. И не всю. Да и они сами захотели остыть немного.

Открытая зона представляла собой столовую, баню, санчасть, несколько домиков хозяйственно-бытового назначения и два жилых корпуса. Половину одного из жилых бараков занимал штаб, где были кабинеты начальника колонии, замполита, оперчасть и нарядная. На крыльце у входа в штаб, привалившись к стене, курил невысокий крепыш в полосатом бушлате.

— Здорово, Валера, — протянул он руку, — Вадим машинально поздоровался.

— Морда, хозяин не занят? — Захарчук попытался войти в дверь, но Морда, бросив в урну окурок, протиснулся вперёд и со словами «сейчас доложу», исчез в коридоре.

Дневального штаба по кличке Морда Вадим помнил смутно. По фамилии его никто не называл, включая начальника колонии, поэтому фамилию память не сохранила. Но Вадим знал, что после отбытия срока Морда на свободе пробыл одни сутки. Ожидая поезда на станции Сосьва, он в пьяной ссоре распорол ножом живот такому же освободившемуся и устроился опять на восемь лет, только отбывал их уже в другой колонии.