Я сажусь на корточки и вставляю вилку в розетку внизу. В динамике раздается слабый звук. Поднимаю иглу и ставлю ее в начало пластинки, лежащей на шпинделе.

– Что ты творишь? – спрашивает Гуннар, когда в динамике снова раздается треск. Вскоре слышится высокий женский голос в сопровождении приглушенных звуков флейты и гитары.

– Это она, – шепчу я, держа в руке пустой конверт от пластинки, и рассматриваю детский рисунок на обложке. – Сольвейг Борг.

Мы спокойно стоим и слушаем музыку и ее голос, пока я вдруг опять не замечаю волосы женской фигуры, сидящей на диване.

– Не стоило нам, наверное, – говорю я и поднимаю иглу.

– Да, – подтверждает Гуннар, отвернувшись от умерших. – Не стоило.

– Мне нужно подышать свежим воздухом, – говорю я и кладу обложку на место. Гуннар снимает кофейник с плиты.

– Хорошая идея, – соглашается он и насыпает кофе в кофейник.

Мы берем кофейник и две кружки и садимся на ступеньках. Снег идет все сильнее. Гора над хижиной затянута серым туманом, а земля вокруг болота покрыта тонким слоем свежевыпавшего мокрого снега.

– Хотя бы ветер стих, – замечает Гуннар.

– Сколько времени? – я дую на кофе, и пар попадает в лицо. Я почти забыл, как тут холодно.

– Скоро четыре, – отвечает Гуннар.

– Может быть, позвонить ей? Узнать, спустилась ли она?

– Еще рано.

Я обвожу взглядом двор и рассматриваю черную поверхность болота между хижиной и подножием горы. Болотная вода как будто проглатывает все оттенки цветов вокруг, так что все – домик, гора, деревья, снег и туман – погружается в бесконечную темноту.

– И все-таки, – говорю я, сжимая кружку. – Хорошо быть в курсе.

Гуннар ставит свою кружку на ступеньку и достает из кармана куртки телефон.

– Автоответчик, – наконец говорит он и отключается. – Наверняка внизу, на каменистой дороге, связь плохая. Я удивлен, что нам вообще удалось куда-то позвонить отсюда.

– Да, – я кошусь на покрытую снегом землю и на болото. – Наверняка.

– Что такое?