Я устало качаю головой и оборачиваюсь к сидящим трупам.
– Да, – говорю я. – Тут мертвая скука.
И вот мы оба смеемся. Раскатистым взрывным смехом, от которого болят щеки и текут слезы. Весь страх, беспокойство от нахождения в этом открытом гробу у горы, жажда таблеток и покоя, все это наконец находит выход.
Пошатываясь, мы идем к входной двери и смеемся как два пьяных подростка, одновременно протискиваясь в дверь, и выбегаем в холодную вечернюю темноту.
– О господи, – всхлипывает Гуннар, наклонившись и держась руками за колени, хватая ртом воздух. – Что мы, черт возьми, тут делаем? Что? – он выпрямляется и смотрит в небо, которое почти почернело. – Это безумие, Торкильд. Мы больше не можем тут находиться, в этом месте, это хреново для нас.
– Знаю, – отвечаю я, вытирая слезы. Случайные снежинки падают с темного неба и ложатся на землю рядом с другими.
– Представь себе, каково жить тут с мертвой матерью. – Гуннар стоит и рассматривает небо. – Что это сделает с тобой? С твоей головой?
– Насколько мы знаем, для него это был лучший месяц за долгое время. Гуннар, Борг – паразит, и он не собирается отказываться от матери ни в этой жизни, ни в следующей.
– Мне будет нужен перерыв, – голос Гуннара смягчается, тон становится ниже, словно ему нужно заглянуть глубже, чтобы достать нужные слова. – Когда все закончится.
– Да, – шепчу я и закрываю глаза. Я поднимаю лицо к небу и чувствую, как мягкие снежинки касаются щек, лба и губ. Крепче зажмуриваюсь и пытаюсь представить, что снежинки – это влажные прикосновения, ласка привидения.
– Ну наконец-то, – вдруг говорит Гуннар где-то за пределами того пространства, которое я построил вокруг себя.
– Что там? – спрашиваю я, не открывая глаз.
Прежде чем он успевает ответить, я тоже слышу это – слабый рокот внизу склона. Звук моторного транспортного средства, которое на всех цилиндрах пересекает сложный рельеф. В следующую секунду звонит телефон. Я открываю глаза и вижу, как Гуннар достает мобильный.
– Это Юханне, – произносит он и прикладывает телефон к уху. – Наконец-то, – говорит он в трубку. – Мы начали беспокоиться, что вы заблудились. Слушайте, я думал, вы не ездите тут на вездеходах, это же разрушает приро… – с его лица сползает улыбка. Оно мрачнеет и Гуннар сильнее прижимает трубку к уху.
– Что такое? – шепчу я.
– Н-но? Где вы?!
Я делаю шаг к нему.
– Гуннар?
– И сколько это займет времени? – Гуннар посылает взволнованный взгляд в направлении ельника, где звук вездехода все громче и громче.
– Что такое? – я подхожу к Гуннару и становлюсь перед ним.