– Как думаешь, сколько времени он провел с этими двумя до отъезда? – спрашивает Гуннар. – Здесь ведь остались еда, мусор, пустые коробки и газеты, это указывает на то, что он может…

– И не только это. Ты видел кровать в спальне? Ее застелили для двоих. Я думаю, они «жили» здесь вместе.

– Ради всего святого, – выдыхает Гуннар и обреченно качает головой. – Как можно «жить» с трупом собственной матери?

– Они были снова вместе, – спокойно отвечаю я. – Как было всегда. – Еще на полу лежит куча пустых инфузионных мешков и использованных шприцев с калия хлоридом Б. Думаю, он продолжал ухаживать за ней и выкопал ее, чтобы быть вместе с ней. Так же точно он поехал искать своего отца, ему нужно было к кому-то присосаться, чтобы было, с кем разделить ужас своего существования.

– Но зачем он убил тех невинных людей?

– Может, он звонил им и надеялся, что кто-нибудь возьмет трубку и даст на его вопрос ответ, который он так ждал?

– И что это за вопрос?

– Действительно ли мать попала в рай или существует ли он вообще. Думаю, Борг запаниковал, когда тетя с дядей решили послать его больной матери библейского проповедника и дать ей веру в Святого Духа и Иисуса Христа. В детстве тетка рассказывала Боргу, что такие дети, как он, не попадают на небеса. Он не хотел, чтобы мать попала на небеса, ведь тогда он не сможет встретиться с ней в раю. Поэтому он убил ее инъекцией калия хлорида Б до того, как они обратили ее в свою веру. Затем запросил разрешения развеять ее прах здесь, а когда ему отказали, он выкопал ее из могилы и привез сюда, чтобы быть уверенным, что они будут вместе.

– А старик в кресле? Улаф Лунд? Он что?

– Думаю, это его отец.

– Боже, – стонет Гуннар. – Почему он выбрал жертвами именно их?

– Может, он что-то увидел в них, горе, похожее на свое, и думал, что поможет им в раю, как в песне матери: Рай… там никто не роняет слез, и тоска превращается в лед.

Гуннар криво улыбается, изучая меня взглядом.

– Она так поет? Рай… там никто не роняет слез, и тоска превращается в лед?

– Да. Мы же уже два раза ставили эту песню с тех пор, как сюда пришли.

Гуннар продолжает смотреть на меня, сжав губы, не крепко, как он обычно делает, а слегка, словно пытается не засмеяться.

– Что такое? – спрашиваю я. – Ты мне не веришь? Включить?

– Может, лучше споешь ее мне? – насмешливо спрашивает Гуннар.

– Кретин, – говорю я.

– Ну давай, Торкильд. Спой уже, черт возьми. А то обстановка совсем унылая. – Он делает жест в сторону трупов на диване и кресле. – Вон, люди уже засыпают.