А неделю назад их рота впервые нарвалась на пусть еще и не равносильного, но уже и не прежнего противника. Немцы скрытно подогнали к передовой новехонькие T-IV с длинноствольными пушками. Калибр у пушек остался прежний (осматривали после боя подбитые), но бронепробиваемость разогнанного в удлиненном стволе снаряда, естественно, возросла.
Первые три советских танка немцы с легкостью уничтожили прямо на шоссе, обстреляв из засады с расстояния немногим более трехсот метров. В этот раз 6,8-кг бронебойно-трассирующие германские снаряды спокойно преодолевали 75 мм вертикальной бортовой брони тридцатьчетверок и с положенным замедлением разрывались внутри 17-ю граммами гексогена, снаряженного в их задней части. В подбитых машинах из 12 танкистов в живых остались лишь пятеро и трое из них к тому же получили ранения разной тяжести. Кроме танковых экипажей понесли потери и сидящие на броне десантники. Рота Иванова слаженно развернулась к недалекой заросшей кустарником рощице, освободилась от разбежавшихся в стороны и занявших позиции для стрельбы автоматчиков и, надеясь на свою более толстую лобовую броню, на сближение на первых порах не пошла, открыв встречный огонь с места.
Наклонные плиты лобовой брони тридцатьчетверок и, тем более, ее на треть более толстых башен, с такого расстояния не брались даже обновленной германской пушкой длиной в 43 своих калибра. Вражеские снаряды большей частью рикошетили или, неглубоко вонзившись, рвались снаружи, лишь вызывая вторичные осколки от собственной брони, тоже в какой-то мере наносящие вред экипажам и технике. Панцеров в засаде было четыре. Во всяком случае, столько по вспышкам выстрелов заметили из советских танков. Ответный слаженный огонь семи машин буквально первыми выстрелами поразил вполне доступные 50-мм лобовые плиты двух фашистов. Их товарищи, видя немощь своих даже длинноствольных пушек против повернувшихся передом иванов, предпочли на этот раз ограничиться счетом 3–2 в свою пользу и, включив задние передачи, выползли из игры.
Выпустив еще по нескольку снарядов на танк и, не видя больше встречных орудийных вспышек, Иванов приказал четырем машинам оставаться на дороге и прикрывать, а трем построиться в ряд уступом в центре назад и атаковать вражескую засаду. Автоматчикам следовать бегом за своей броней. Атаковали с одной стороны напрасно: громить в посадке было уже некого — но с другой, хоть рассмотрели новые германские танковые пушки на подбитых машинах. Близко к разгоревшимся врагам не подходили, здраво опасаясь взрывов боекомплекта, но примерную длину и калибр оценили и то, что это новая модификация уже знакомой «четверки» — поняли.
Появление у немецких танков пушек, с легкостью дырявящих его машины в борт с расстояния нескольких сотен метров, Иванова обеспокоило. Так воевать — до Берлина может не хватить ни танков, ни людей.
И как от этого уберечься? Идущие впереди два бронеавтомобиля разведки немцы совершенно спокойно пропустили мимо своей засады и метко отработали во фланг его растянувшейся по шоссе роте. Пока они уничтожали засаду, приблизились остальные роты батальона с десантом на броне, подошел и выделенный им в сопровождение, но отставший в пути румынский уставший эскадрон рошиоров. Лошади — не танки — отдых нужен. Впереди, судя по карте, лежала слегка холмистая местность без особо протяженных и глубоких лесных массивов. Так, отдельные рощи и мелкие посадки вперемежку с открытыми лугами, полями и населенными пунктами.
Посовещавшись, вперед на фланги на расстоянии в километр-полтора от тянущегося в сторону Будапешта шоссе отправили конные взводы — пускай разведывают. Капитан, ведущий румынский эскадрон, вначале заупрямился, не желая посылать своих легковооруженных всадников чуть ли, по его словам, не на верную смерть, но, получив по приемнику танкистов подтверждение от уже своего командования, согласился. Зато третьему его взводу и ему самому во главе его разрешили цокать подкованными копытами прямо по асфальтированному шоссе позади остатков танковой роты Иванова.
Скорость передвижения, ограниченная конными боковыми дозорами, сразу упала, но безопасность возросла, в чем убедились уже буквально через пару часов, когда правофланговый взвод, наткнувшийся на замаскированные на невысоком бугре позиции противотанковой артиллерии, был обстрелян из пулеметов. Всадники, потеряв двоих товарищей и лошадь, вовремя отступили и спешились, послав одного рошиора с донесением на шоссе. По обнаруженной артиллерийской засаде ударили издали остановившиеся танки первой роты. Вторая рота в это время проломилась через редкий придорожный лесок, обошла напичканную пушками высотку и вломилась на нее с пологого тыла. Засада была чисто венгерская. Обходящие их бронированные машины русских они заметили вовремя, но выкатить из глубоких укрытий тяжелые, около тонны весом, французские 47-мм противотанковые пушки Пюто и развернуть их навстречу противнику — уже не успевали.
Натужно ревущие моторами, лязгающие железом и удушливо воняющие сгоревшей соляркой приземистые машины русских неудержимым девятым валом накатились на невысокий холм с более пологой тыльной стороны и попросту перемолотили своими широкими гусеницами его не успевших разбежаться защитников вместе с их маломощными против них пушками, и пулеметами, безбожно хороня их без отпевания в податливом плодородном грунте среднедунайской низменности. Правда, перемолотили далеко не всех. Часть все-таки успела убежать, не попав даже под спаренные танковые пулеметы, а другим повезло сдаться в плен подоспевшим румынам и спрыгнувшим с брони перед атакой русским автоматчикам.
Следующая, еще более крупная потеря была уже в третьей роте батальона. Глупая потеря. Заночевавшие в небольшом свободном от противника селе танкисты и приданные им десантники (румынская конница опять отстала) были, чуть ли не подчистую, вырезаны прорывавшимся на запад крупным отрядом пеших гонведов. Свои грозные в бою машины расслабившиеся танкисты поставили порознь по крестьянским дворам; а сами разлеглись после плотного ужина, чрезмерно сдобренного местным молодым вином и самогонкой (палинкой), по хатам; естественно, выставив караулы из автоматчиков.
То ли кто из караульных, так же обильно приложившихся к дармовому угощению задремал, то ли у венгров нашлись опытные умельцы по бесшумному снятию часовых, но неожиданная ночная атака им вполне удалась. Гонведам, конечно же, помогли, где добровольно и с превеликим удовольствием, а где и под угрозой или просто из боязни, местные жители. Стрельба началась не сразу. В нескольких домах советских солдат просто перекололи плоскими штыками и вырезали ножами во сне, практически бесшумно. А когда все-таки раздались выстрелы и крики — организовать сопротивление уже не получилось. Каждый экипаж танка или отделение автоматчиков отбивались от во много раз их превосходящего, яростно мстящего за собственное отступление и попранную Родину, противника в одиночку. И очень быстро, хоть и забирая с собой на тот свет и венгров, куском коровьего масла на раскаленной сковородке истаивали немногочисленные и разрозненные красноармейские силы.
К стоящим во дворах с заглушенными на ночь моторами танкам их экипажи, в большинстве своем, так и не добрались — они ложились убитыми или тяжело раненными еще в крестьянских хатах или во дворах на подходе. Вырваться из села удалось лишь двум боевым машинам, ставшим на ночевку немного дальше от первых подвергшихся нападению подворий.
В первую машину успел забраться вышедший на двор по малой нужде кадровый механик-водитель Михаил Брыкин. Он уже с превеликим облегчением закончил свое мокрое дело, когда где-то поблизости совершенно неожиданно затрещали, все учащаясь, выстрелы; осветив кратким сполохом небо, громко лопнула ручная граната; донеслись злые неразборчивые голоса. Расслабившийся после тяжелого марша мехвод вышел со сна во двор, как спал, без оружия, его ремень с кобурой остались в горнице. Он заорал товарищам в открытую дверь: «Тревога! Венгры!» — но сам обратно в избу заскакивать не стал, а, быстро зыркнув по сторонам, побежал, как был, к своему ночевавшему рядом танку. Из недалекой темноты сверкнула сопровождаемая грохотом близкого выстрела вспышка, и случайно пригнувшийся Брыкин буквально ощутил смертоносное дуновение пролетевшей рядом с его обнаженной головой пули.
В направлении вспышки дал короткую очередь карауливший во дворе (и невольно вздремнувший на танковом брезенте) вскочивший на ноги автоматчик. Вторую очередь он дать не успел — нелепо прогнулся в пояснице назад и упал тяжелораненный на спину. Мехвод досконально отработанными движениями заскочил на броню и, повернув в сторону крышку своего люка, запрыгнул в родимую черноту. Следом по броне запоздало и бесполезно стукнули, сминаясь и рикошетя, пули. Машинально заблокировав первым делом защелку своего люка, он на ощупь, сам не зная почему, не включив внутреннее освещение, клацнул нужными тумблерами и кнопками и запустил дизель. Проснувшийся танк солидно заурчал, прогреваясь.
В голове у Брыкина молнией пронеслись размышления о дальнейшем. Ждать ребят? Пролезть в башню, осмотреться в панораму командира и огрызнуться спаренным пулеметом? Или высунуться наружу через Ванькин люк и взяться за рукоятки ДШК?
И, до конца так и не решив, он полез в башню. Пока перебирался в боевое отделение, по броне застучали подкованные сапоги. Ребята добежали? Или автоматчики? Не запертый на защелку люк Ваньки, заряжающего, приоткрылся, и он услышал чужую нерусскую речь — венгры! Мать их так, сейчас гранату в середку кинут и — гаплык. Но венгры гранату все не кидали, и даже не пытались проникнуть в темень башни, а лишь что-то непонятное, но явно угрожающее, выкрикивали. В плен зовут? А вот хрен им в глотку!
Положенных по штату двух автоматов Судаева со складными прикладами в танке сейчас не имелось — их унесли с собой на ночь в хату. Но оставались «феньки» в брезентовых сумках и командирская ракетница с зарядами. Брыкин, тихонько привстав, осторожно запер защелку крышки командирского люка, чтобы не полезли еще и оттуда и, достав на ощупь ракетницу, тихо зарядил ее и взвел курок. Яркий и оглушительный в тесном пространстве выстрел в темный силуэт над открытым люком. Дикий крик снаружи, подсвеченный зеленым отблеском. Привстав и шагнув в бок, Брыкин метнул наружу ребристую гранату с выдернутой чекой и, после близкого, отдавшегося эхом и кратким озарением взрыва, высунулся наверх и захлопнул за собой последний люк. Все, к ДШК теперь не подберешься. Заперся. А что там ребята? Как они в танк попадут?
Михаил попытался в командирскую панораму рассмотреть обстановку. Из оставленной им открытой двери в хату сверкали огоньки коротких очередей. Вокруг сновали темные явно чужие фигуры и временами били одиночными из винтовок. Мехвод решил забраться на место наводчика и поработать спаренным пулеметом. Пока Брыкин менял сиденье, донесся глухой взрыв и, прильнув к оптическому прицелу, он понял, что рвануло в хате. Рвануло и загорелось. Снова застучали сапоги по броне. Чужие сапоги. Свои бы ребята добавили русским матом. Гулко тюкнули в люк железом, очевидно, накладкой приклада. Что-то непонятное проорали. Из дома после взрыва никто не выбежал. Через дверь и ближайшие окошки вырвались языки жадного пламени, прихватывая камышовую крышу. Похоже, ребятам каюк полный — при таком пожаре живым в хате сидеть не будешь — поневоле выскочишь. Пора самому уносить ноги, вернее гусеницы. Спасать не только себя, но и боевую машину.
Но сначала мехвод решил немного ответить сбежавшимся во двор венграм, благо он как раз сидит на месте наводчика. Не особенно различая в свете разгоревшегося пожара близкие цели, Брыкин отключил стопоры башни и пушки; вращая маховик, до конца опустил оба ствола; запустил поворот электроприводом по часовой стрелке, перевел спуск с орудия на пулемет и, нажав на педаль, открыл непрерывный огонь. Толстый трехрядный 63-х патронный диск ДТ полностью выплеснулся горячим свинцом еще до того, как башня успела пройти половину окружности. Наверху кто-то накрыл, очевидно, шинелью, прицел. Не-е, толку от такой стрельбы — чуть — пора выбираться, пока цел. Брыкин включил внутреннее освещение, спокойно заменил диск на пулемете, развернул башню орудием назад, чтобы не повредить при возможных таранах, поставил на стопоры и перелез на свое штатное место. Наружную фару пока зажигать не стал, чтобы пулей не разнесли.
Его водительские смотровые приборы были в полном порядке, то ли венгры до них не успели добраться, то ли при тусклом освещении еще не разобрались, где они. Он включил передачу и резко рванул назад. Танк слегка качнулся, плотоядно давя кого-то гусеницей — сквозь рев дизеля и железный лязг донесся ополоумевший крик. Брыкин развернул машину, умело работая рычагами, и повел ее в сторону огорода, раздавив по дороге крестьянскую телегу, проломившись сквозь кусты и снеся хлипкий угол у какой-то дощаной постройки. Набившиеся во двор венгры теперь предусмотрительно разбегались с его пути. Но не все.