Впереди на дороге показалась немногочисленная группа венгров, укрывшись за щитом, толкающая впереди себя приземистую пушку. По новой цели бахнула захваченная румынами 47-мм «шкода» — первым выстрелом промахнулась, а пока ее перезаряжали — подключилась спаренная зенитка. Очереди ее 20-мм бронебойно-трассирующие снарядов, сперва летящие мимо, приблизились к толкаемой пушке и с легкостью пронзили ее противопульный щит, разрываясь за ним и кося осколками прислугу. Уцелевшие номера расчета попадали на брусчатку и перепуганными тараканами расползлись в разные стороны.

Сержант Якобеску, только что опустошивший до конца очередной магазин трофейного автомата, обернулся назад, услышав с восточной стороны моста чересчур усилившуюся канонаду. На товарищей, державших там оборону, накатывались густые волны бегущих с винтовками наперевес гонведов. Венгры падали под встречным огнем, но следом, не залегая, и, казалось, не обращая внимания на густо летящие пули, набегали следующие. И, в конце концов, они, буквально затоптав румынский полуэскадрон, взбежали на мост.

В это время захлебнулась очередная атака с западной стороны, оставив после себя избитые пулями новые тела, и раненный румынский капитан, командовавший эскадроном, приказал всем, кроме нескольких дежурных наблюдателей на каждой позиции, повернуться в сторону очумело несущейся с противоположного берега толпы. Солдатам, занимающим окопы, сделать это было легко, а вот, сидящим за мешками с песком пришлось перебегать на другую сторону и стрелять в нового, более сейчас опасного врага без всякого прикрытия со стороны спины.

Щедрые очереди пулеметов и автоматов, дополненные беспорядочной пальбой карабинов, без остановки валили наступающих венгров на проезжую часть моста. Но смерть передних гонведов не останавливала бегущих следом. Они перепрыгивали или наступали на податливые, некоторые еще не умершие тела и топали сапогами и ботинками дальше, уже даже не крича ничего на своем непонятном языке, а только разевая обветренные запыхавшиеся рты в упрямом, часто под усами, оскале. К стрелковому оружию подключилась спаренная зенитка и положила в толпу первый осколочно-фугасный снаряд «шкода». Когда, казалось Якобеску, удержать огнем противника не получится, и сейчас их просто сомнут, затопчут, венгры, наконец, не выдержали и, кто еще остался в этом аду живым, повернули обратно с буквально забитого окровавленными телами пролета. Но, вместо того, чтобы залечь в полуразрушенных укрытиях и ударить навстречу огнем, они, больше не желая воевать, а мечтая лишь о спасении, рассыпавшись в обе стороны от моста, побежали по пологому берегу вниз, к реке. А там, одни продолжили свой бег уже вдоль берега, а другие, видно умеющие плавать, отбросив оружие и каски, срывая мешающую амуницию и одежду, бросились в воду.

Опять активизировались венгры с западной стороны: от меткой стрельбы рухнули простреленные в спины солдаты возле развернутой на восток «шкоды». И, как исчерпав лимит везения, неудачи хлынули за неудачами: вышли все снаряды для зенитной установки, перегрелись не предназначенные для длительной стрельбы стволы ручных «солотурнов» и «зброевок», намертво заклинило станкОвый шварцлозе, подходили к концу свои и трофейные ручные гранаты. От еще недавно активного полуэскадрона в живых и способных сражаться осталось меньше десятка. А венгры, заметив ослабевший огонь, поднимаются в очередную, уже не понятно, какую по счету, атаку. И в край поредевшим огнем их уже не остановить. Сейчас добегут и сомнут.

Якобеску примкнул на свой автомат плоский штык и крикнул плохо его слышащим за грохотом боя солдатам приготовиться к рукопашной, хорошо понимая, что тут они все сейчас и полягут. Но не ждать же этого, сложа или подняв вверх руки? Внезапно, атакующие и почти добежавшие до них венгры развернулись и буквально опрометью, еще быстрее, чем наступали, кинулись обратно. Удивленные румыны постепенно переставали стрелять им вслед и оборачивались. С восточного берега к мосту полускрытые в клубах взметенной пыли подходили приземистые русские танки.

Грозные широкие машины, строча перед собой из спаренных пулеметов, безжалостно давили равнодушными гусеницами и уже павших, и еще живых, не успевших вовремя убраться с их пути. Вот первые три танка, снизив скорость, заползли на мост, в кровавый фарш перетирая широкими траками ковром устилавшие его раненные и живые тела; следующие за ними бронированные машины слегка разъехались с двух сторон вдоль реки, ссыпали с себя десант, остановились и принялись методично лупить из пушек по западному берегу.

Переехавшие через мост тридцатьчетверки заехали немного вперед за почти разрушенные позиции румын и ощетинились длинными пушками на три стороны. С их брони спрыгнули взбудораженные удавшимся прорывом автоматчики и побежали занимать полуобезлюдевшие окопы и обсыпавшиеся баррикады из сплошь посеченных пулями мешков с песком. Сержант Якобеску, только несколько минут назад прощавшийся с жизнью, не стыдясь выступивших слез облегчения, радостно приветствовал спрыгивавших в его окоп русских автоматчиков, деловито обустраивающих себе сектора обстрела, помогая при этом уцелевшим румынам вытащить своих убитых наверх.

Подошли еще танки с десантом. Радиус полосы обороны западной части моста удалось увеличить, практически исключив отбитие его венграми обратно. Расслабляться еще было рано, но слегка передохнуть — вполне. Уцелевшим на западной части реки румынам разрешили оставить позиции, спуститься под мост и считаться в резерве. Остался ли кто из их товарищей живым на восточном берегу, русские не знали. А от полусотни рошиоров, начавшей почти полтора часа назад неравный бой, уцелело лишь восемь человек и то большей частью имеющих ранения. В бою полегли или находились в тяжелом состоянии все офицеры и взводные, самым старшим по чину поневоле остался сержант Якобеску.

Вышедшие из тяжелейшего, хоть и относительно недолгого напряженного боя солдаты расселись в тени под пролетом моста возле своих уцелевших лошадей и курили, у кого-то во фляжке нашлось молодое вино. Наверху над ними по-прежнему грохотал бой: солидно бухали танковые орудия, часто и длинно строчили русские пулеметы и автоматы, но их, рошиоров, как они надеялись, это уже не касалось. Они свою работу выполнили. Мост захватили и удержали до подхода русских танков, дальше — не их забота. В сопровождении солдат к ним подошел русский офицер-танкист, как понял Якобеску, командир так вовремя пришедшего им на помощь отряда.

К удивлению Якобеску, офицер кое-как, хоть и с ошибками и диким акцентом, добавляя русские слова и жесты, мог изъясняться на его родном языке. Он назвался капитаном Ивановым, командиром танковой роты; от души благодарил сержанта и его солдат за захват и удержание моста. Обещал награды от советского командования. Их разговор прервали близкие выстрелы под мостом. Стрелял один из уцелевших рошиоров с нашивками старшего солдата. Якобеску его в лицо раньше видел, но близко не знал, этот немолодой кавалерист с жестоким морщинистым лицом был из соседнего взвода. Солдат, сидя на крутом спуске к воде, бил, передергивая затвор трофейного манлихера, как на стрельбище, по видневшимся в реке головам подплывавших на этот берег венгров. Одна голова уже нырнула и больше не показывалась; по другой солдат уже второй раз промахивался и ругался сквозь грязную щетку усов.

— Зачем он это делает? — спросил сержанта русский капитан. — Не нужно. Прикажите их просто взять в плен.

— Эй! — крикнул Якобеску. — Старший солдат! Тебе что, заняться больше нечем? Прекрати!

— Мадьяр жалеешь, господин сержант? — криво ухмыльнулся морщинистым лицом солдат и снова передернул затвор. — Они наших сколько положили? А ты их жалеешь?

— Я их не жалею, но самому в зверя обращаться не нужно. Опусти карабин. Не срами нас перед русскими союзниками. В бою свою меткость показывай, а не на безоружных упражняйся.

Старший солдат вполголоса выругался, но карабин на колени опустил, повернув предохранитель на торце затвора. Мост над головами задрожал: по нему колонной опять шли русские танки, тесно обвешанные десантом. Сбоку от них по два в ряд, переступая, но чаще давя окровавленные трупы копытами, потянулась шагом румынская конница. На восточном берегу накапливались войска, ожидающие своей очереди.