Предзакатное солнце уже скатилось за длинную вершину вытянутого с севера на юг невысокого холма, время неотвратимо приближалось к сумеркам, еще от силы полчаса и окончательно стемнеет. Решили этого не ждать, а сразу двигаться на запад. Плутая в редких зарослях, выбрались на тропинку, ведущую в нужном направлении, и настороженно зашагали по ней. Сначала вверх, а потом вниз. Уже при выходе на опушку леса, переходящую в хорошо знакомое Клоцше и Шмидту поле, лежащее между высоткой и деревней, остановились. Впереди, недалеко от конца тропинки, призывно горел костерок. У него спиной к ним сидели трое в грязных замасленных комбинезонах. Отдыхали и ужинали. Рядом лежали русские танкистские шлемы. Шварц, шедший первым, замедлил шаг, но Клоцше тихо велел ему двигаться дальше.

Неподалеку от костерка, уже на поле, стоял давешний отставший румынский танк, с уже натянутой обратно починенной гусеницей. Кружили они по лесочку на холме, кружили — и вышли к тому же месту, откуда в него и зашли. Клоцше надеялся спокойно пройти поле и, обогнув виднеющуюся вдалеке деревню стороной, пробраться в темноте к границе. Но, как на грех, у одного из отдыхающих (и слегка подвыпивших) после удачного ремонта румынских танкистов возникла настоятельная потребность пообщаться еще с кем-нибудь, кроме своих привычных товарищей. Он встал, широко улыбаясь: в одной руке грязная измятая кружка, в другой — длинногорлая бутылка местного молодого вина.

Доброжелательный румын что-то, непонятное немцам, затараторил, щедро плеснул в кружку и на свой и без того перемазанный комбинезон и приглашающее протянул угощение Шмидту. «Пленные» немцы прошли вперед, а «конвоир» тщетно пытался избежать общения, мыча и показывая на забинтованную щеку. Подвыпивший шумный румын не отставал. Он стукал Иоганна полной кружкой в плечо, обливая вином и его, лопотал все громче и громче, постепенно переходя с добродушного на явно обиженный невниманием и неуважением тон. Иоганн не останавливался и продолжал упрямо крутить головой. Второй подвыпивший румын поднялся от костра, что-то выкрикивая, и потянулся к кобуре. Шварц, шедший первым, не стал ждать продолжения — шагнул к нему, выхватил правой рукой из левого рукава длинный плоский штык и удачно воткнул его не успевшему достать пистолет танкисту между ребер. Танкист, до упора насаженный на штык, захлебнулся в дикой разрывающей внутренности боли и только кроваво захрипел, ухватившись руками за кулак своего убийцы.

Успел вскочить на ноги и побежать к танку третий сидевший у костра румын.

— Держите его! — негромко выкрикнул Шварц, тщетно пытаясь вытащить штык из впавшего в смертельный ступор вцепившегося в его руки румына. Клоцше достал засунутый сбоку за ремень брюк и прикрытый полой куртки парабеллум и побежал следом.

Тщетно пытавшийся напоить Шмидта первый румын так и не понял, что конвоир ряженный, он все кричал, так и не бросив кружку и бутылку, и показывал, расплескивая вино, Иоганну на побег его подконвойных. Иоганн, боясь выстрелом привлечь еще чье-нибудь ненужное внимание, крепко двинул навязчивого подвыпившего румына прикладом румынской же винтовки в мягкий податливый живот. Задохнувшийся от боли румын согнулся, приседая и, наконец-то, выпустил из рук и кружку, и полупустую бутылку — Иоганн добавил ему окованным железом прикладом что есть силы по голому беззащитному затылку, проламывая с перепуга основание черепа. Стараясь отогнать от себя ужас первого убийства, он продолжал бить и бить по уже неподвижному телу, пока подбежавший Шварц, не встряхнул его сзади за плечо, велев прекратить.

Клоцше к тому времени настиг третьего убегавшего танкиста и, тоже боясь стрелять, прыгнул на него сзади, сильно стукнув узким стальным наплывом рукоятки люгера, предназначенным для крепления приклада, по его ни чем не защищенной голове. Румын упал лицом вниз, от навалившегося сзади тела, но удар рукояткой пришелся вскользь и сознания его не лишил. Невысокому, но крепкому румыну, удалось быстро вывернуться, перехватить руку с оружием и они с немцем стали кататься по земле, в борьбе за этот пистолет и за собственную жизнь. В конце концов, румын оказался сверху и уже почти доворачивал открытый смертоносный ствол на висок его же владельца, когда на помощь подбежали Шварц и Шмидт.

Еще плохо соображающий Иоганн бросил винтовку и просто схватился за парабеллум, отводя его от старшего товарища, а вполне освоившийся с подобранным штыком Дитмар, в крепком крестьянском хозяйстве отца еще до призыва в вермахт, приноровившийся длинным узким ножом с одного точного удара закалывать откормленных свиней, спокойно и без лишних движений зарезал третьего за истекший час человека. Хотя, какого еще человека? Врага-мамалыжника.

Все произошло очень быстро и относительно тихо. Похоже, их кровавая возня в почти опустившихся сумерках не привлекла ничьего внимания. Шварц и Шмидт пошли обирать трупы, а Клоцше внимательно осмотрелся. Далеко впереди и левее, где еще недавно под охраной пулеметов сидели его пленные товарищи, сейчас что-то менялось. Явно в разы добавилось охраны и, похоже, пленных выстраивали в колонну, чтобы увести куда-то в более надежное место, чем просто голое поле.

Что ж, каждому своя судьба. Еще недавно он сам считал, что правильнее не погибнуть бесцельно под гусеницами русских танков, а спокойно сдаться большевикам. И в недолгом плену он совершенно искренне, не думая о побеге, начал сотрудничать с русскими, помогая организовать хоть какой-то сносный быт для своих же товарищей, многие из которых его усилий не оценили, и даже явно грозились убить. Теперь же, совершенно случайно освободившись при помощи прятавшегося в лесу Шварца, Рауль также искренне хотел выбраться к своим, не видя ничего зазорного в том, чтобы убивать всех, кто стоит у него на пути. Хоть румын, хоть, если придется, и русских. Война есть война, считал он. Имеешь возможность — сражайся и убивай, как можно больше врагов. Не имеешь такой возможности — отступай или сдавайся. Кто враг — решает фюрер. И не его дело размышлять, почему русские, в 39-ом бывшие союзниками, сейчас, в 42-ом, стали противниками. Он — солдат. И точка!

— Рауль, — прервал его размышления Шварц, — что думаешь делать?

— Повести сможешь? — кивнул Рауль на стоявший неподалеку румынский БТ-5.

— Надо посмотреть, это старый русский танк. Думаю — справлюсь. Он должен быть не сложнее нашего. Думаешь на танке обратно приехать?

— Думаю. В темноте по полям на нем вполне проскочить можно. Сплошной линии фронта, надеюсь, сейчас еще нет. Утром мы наступали — потом русские ударили… Иди. Пробуй.

Авиационный мотор танка взрыкнул раскрученный электростартером и солидно заурчал на холостых оборотах. Шварц довольно быстро освоился с управлением, покрутившись на гусеничной машине неподалеку от опушки. Новоявленные танкисты натянули поверх своей одежды промасленные и местами залитые кровью чужие комбинезоны, на головы — русские шлемы; трупы затащили поглубже в посадку; загрузились в бронированный трофей и спокойно поехали вслед уже провалившемуся за дальний багровый горизонт солнцу, по большому радиусу объезжая окруженную в поле толпу пленных.

У Клоцше промелькнула шальная мысль освободить эту толпу пленных, уводимых сейчас вглубь Румынии. В принципе, спокойно приблизиться к ничего не подозревающей охране вполне бы получилось. Танк русский, эмблемы румынские. Никто ничего не заподозрит. Потом разогнаться и наматывать на гусеницы растерявшийся конвой, вооруженный лишь легким стрелковым оружием, добавляя при этом паники пушкой и пулеметом. Какое-то количество пленных, естественно, охрана положит из пулеметов, но большая часть из примерно тысячи сможет убежать. Вопрос: надолго ли? Вокруг вплоть до самой границы, а, возможно, и за ней, войска противника. Румыны, русские. Танки, пехота, конница… Как только охрана придет в себя и доберется до ближайшей рации — начнется массовая облава, и будут ли разбежавшихся второй раз брать в плен — это еще вопрос. Вполне возможно прикажут также наматывать на гусеницы, как это сделают они. Опять же, шкурный вопрос. В такой относительно спокойной обстановке, как сейчас, у их троицы есть довольно-таки значительный шанс незамеченными пройти на трофейном танке по вражеским тылам и проскользнуть в разрывы еще не до конца сформировавшегося фронта. А при шумихе с нападением на охрану пленных, охотиться на виновный в этом танк будут очень настойчиво.

Советоваться с товарищами он не стал, взяв принятие решения на себя. Пусть самостоятельно выживают в плену туда попавшие, а им лежит дорога на запад. Стемнело окончательно, и Шварц, не скрываясь, включил фары.