Внезапно сзади раздался придушенный вскрик, сопровождаемый звуками борьбы, — пленные молниеносно обернулись — их конвоиру зажимал сзади рот кто-то в черной одежде, похожей на форму танкистов вермахта. Так и есть: на голове, видневшейся из-за румына, узнаваемо чернела пилотка с серебристым орлом родного Рейха. Танкист еще раз ударил обмякшее тело длинным штыком в спину и, схватив под мышки, поволок в сторону кустов.

Клоцше встревожено оглянулся вокруг — никого кроме них на лесной дороге, делавшей в этом месте поворот, не наблюдалось. Он негромко скомандовал Шмидту: «Стрелок, за мной» и, пробежав назад несколько шагов, успел схватить под уздцы лошадь, пока она, лишившаяся хозяина, не ускакала прочь. Клоцше слегка похлопал животину по длинной морде, успокаивая, чтобы не ржала, и потянул за уздечку следом за проломившимся через кусты танкистом, с усилием тащившим по земле расслабленное смертью тело; а слегка растерявшийся, уже, было, совсем смирившийся с русским пленом Шмидт поднял с земли упавшую с плеча зарезанного конвоира винтовку, пугливо оглянулся и, еще не зная: радоваться ему нежданной перемене в судьбе или расстраиваться, побежал следом.

Углубившись в лес, подальше от дороги, все остановились. Больше всех запыхавшийся от физического напряжения танкист устало бросил убитого на траву и выпрямился, вытирая окровавленной рукой пот со лба.

— Спасибо, товарищ, — первым нарушил молчание Клоцше. — Выручил. Ловко ты его зарезал. Не побоялся.

— Пожалуйста, господин фельдфебель, — ответил танкист, вытирая липкую от чужой крови ладонь о траву.

— У тебя есть какой-то план? — спросил Клоцше. — Что ты теперь думаешь делать?

— Пока еще не знаю. Русские кругом. И румыны. Сам я танкист. Механик-водитель. Шварц. Дитмар. Мой экипаж погиб. Весь. Прямо в танке. Нас подбили — взорвался боекомплект. Машина уже была не на ходу, поэтому я снаружи наблюдал за приближением русских. Так и уцелел. А весь наш батальон или тоже погиб, или, может, кому посчастливилось убежать. Не знаю. По-моему, и от всей нашей танковой дивизии практически ничего не осталось… А вы что вокруг видели?

— Да, то же самое. Кругом противник. Вермахт, кто уцелел в этой мясорубке, или отступил, или пленен. Я слышал, что Советы первые объявили нам войну. Теперь уже полноценную. Говорят, их Сталин выступил по радио.

— Что-то наши генералы с этим наступлением не продумали, — покачал головой Шварц. — Зачем нам нужно было в Румынию лезть?

— В Берлине виднее, — пожал плечами обер-фельдфебель. — Мы всего не знаем. Я русский язык понимаю. Слышал, о чем они сегодня говорили. Большевики ударили везде. От Румынии до Польши. От моря до моря. Явно заранее готовились. За дурачков нас считали, когда объясняли концентрацию своих войск на наших границах подготовкой к нападению на Японию.

— А ты, парень, чего такой хмурый? — спросил Шварц присевшего на корточки Шмидта. — Не рад, что я вас от конвоира избавил? Думал в плену отдохнуть?

— Да нет, Дитмар, — не очень натурально возмутился Иоганн. — Что ты! Спасибо тебе, конечно. На свободе всегда лучше, чем в плену у Советов. Вот только, что дальше делать будем? Как из леса высунемся — моментально попадемся. Здесь будем отсиживаться, пока наши снова в Румынию не ворвутся? И сколько может понадобиться ждать?

— Наших можем ждать долго, — покачал головой Клоцше. — Думаю, сейчас в Венгрии сил для борьбы с Советами недостаточно и о наступлении на Румынию думать явно не приходится. А значит, придется нам самостоятельно выбираться обратно, если опять в плен не хотим, где, если узнают, могут не простить смерть конвоира. Заберите у него, — кивнул на мертвого румына, — все, что может нам пригодиться. Труп забросайте ветками. И отойдем еще глубже в лес. Пока. И подождем темноты. Если нас рядом с ним найдут — могут и расстрелять прямо на месте.

— С лошадью пойдем? — спросил танкист.

— Нет. Просто отведем подальше от трупа, разнуздаем и отпустим.

— Господин обер-фельдфебель, — обратился Иоганн. Глядя на мертвого румына, на обмякшем лице которого уже деловито копошились муравьи и мухи, он вспомнил переодетых русских пленных. — А что, если кому-нибудь из нас его форму одеть? И сделать вид, что румын-конвоир по-прежнему ведет пленных немцев?

— А это мысль, — поддержал танкист. — Молодец, парень. Тебя как звать?

— Иоганн.

— А я Рауль, — в свою очередь представился и Клоцше, решив не настаивать на жестком соблюдении субординации, и кивнул на мертвое тело с приоткрытым ртом и остекленевшими глазами. — Хорошо, разденьте его.

Небольшая по размеру форма больше всего подошла Иоганну — «конвоиром» стал он. Чтобы скрыть разрезы и кровавые пятна на спине чужой гимнастерки, Иоганн, как он видел, это делали русские, скрутил в скатку свою снятую солдатскую куртку с брюками и закрепил хомутом через плечо. В довершении маскарада Шмидт, опять же по примеру захвативших его русских, обвязал себе щеку бинтом из индивидуального пакета, найденного в вещах у румына — теперь с полным правом можно мычать в ответ на все вопросы мамалыжников. Танкист распоясался (пленный, как-никак) и отдал свой поставленный на предохранитель люгер с патроном в патроннике Раулю. Хорошо послуживший штык от карабина, оттертый от липкой крови втыканием в землю, он оставил себе. Попробовав разные места, Шварц, в конце концов, просто вложил клинок в левый рукав куртки, придерживая не вмещающуюся под обшлагом рукоятку рукой. В его широкой, черной от въевшегося масла ладони, железная оконечность рукоятки скрылась полностью. Автомат танкиста достался «конвоиру», ничего подозрительного в повешенном на грудь трофее нет.