— Ну, ты, брат, меня выручил.
Ещё до Хомса я два месяца ежедневно со всеми ездил из Дамаска на военный аэродром в пустыне. В течение двух часов дороги я без умолку болтал с местными офицерами, которые в то время не спали, за что они шутя называли меня «бу́льбуль» (соловей). Наши советские специалисты, привыкшие слышать от местных жителей только сирийский диалект, спрашивали меня:
— Да на каком языке ты с ними говоришь?
Это параллельное существование внутри одной страны двух фактически разных языков сильно затрудняло работу переводчика.
О беглости речи
Что касается устной речи на иностранном языке, то у переводчика, который только начинает общаться с его носителями, она представляет собой её мысленное переложение с родного на иностранный язык. Поэтому обучая других, я всегда налегал на письменный и устный перевод с русского на иностранный. Это первая и необходимая ступень к овладению языком. В дальнейшем такой мысленный перевод незаметно отступает на задний план и делается автоматически, то есть ты говоришь на иностранном языке, но уже не обращаешь внимания на то, что переводишь: это происходит как будто без твоего участия. Следующая стадия (и я дошёл до неё) наступает, когда, говоря с самим собой, а подчас и думая, ты начинаешь вдруг вместо родных слов произносить иностранные. О конечном этапе могут рассказать билингвы, но предполагаю, что оба языка живут в их голове одновременно и свободно заменяют друга друга, когда это необходимо.
Работая шесть лет в Сирии, я не заметил этого перехода к беглой речи. При этом я мало общался с местным населением, даже соседями по дому, и не любил ходить по лавочкам. Тот уровень знаний языка, которого я достиг, был приобретён исключительно во время работы, а также дома за счёт штудирования словарей. Вскоре я понял, что говорить на диалекте намного проще, чем на литературном языке, поскольку та стройная, по-своему уникальная грамматика, которая выработалась в нём на протяжении многих столетий, в диалекте значительно упрощается или вовсе игнорируется, часть трудных согласных звуков заменяется более лёгкими, а гласные произносятся нечётко, либо вообще глотаются. Поэтому я постепенно стал говорить на сирийском диалекте. Бывали забавные случаи, когда какой-нибудь министр или ректор университета говорил на литературном языке, а я переводил с русского на арабский, пользуясь местным диалектом.
И ещё один момент, на который я сразу обратил внимание, начав работать с носителями языка — переводить легче, чем говорить самому. В первом случае делаешь это автоматически, не вникая в суть беседы (тут и темп речи выше, потому что поневоле волнуешься, а это мобилизует твои силы, и ты стремишься выполнить перевод как можно быстрее), во втором — приходиться думать прежде, чем что-то сказать (и ситуация иная: в отличие от работы, ты в расслабленном состоянии). Таким образом, беглость речи при переводе более высокая, чем при обычном разговоре.
Наследственная болезнь
Определённую трудность в моей работе как переводчика создавало грассирование. Об этом недостатке, который может помешать мне в будущем, уже на 1-ом курсе сказала наша преподавательница арабского языка. Ректор института, который вёл у нас теоретическую грамматику и основы реферирования, вспоминал, как на собеседовании, перед вступительными экзаменами в наш институт, сказал шутя одному абитуриенту:
— А нам такие кагтавые здесь не нужны.
К сожалению, никто не направил меня в дошкольном возрасте к логопеду. Ходить к нему я стал лишь в 1-ом классе. Она работала в соседнем интернате, который потом закрылся, а его ученики перешли к нам, образовав параллельные классы «Б». Логопед обнаружила, что кроме картавости, я неправильно произношу твёрдый звук «л». Она задавала мне специальные упражнения на дом, я пытался палочкой для осмотра горла (медицинским шпателем) заставить вибрировать маленький язычок на нёбе, но всё было напрасно: к логопеду я начал ходить слишком поздно.
Что касается «л», то в английском он произносится по-другому (смягчённый альвеолярный звук) а во французском и арабском он всегда мягкий (в последнем — кроме слова «Аллах»). Картавость мне помогала во французском, не мешала в английском (там маленький язычок на нёбе не вибрирует), но в арабском я с ней просто мучился. В контексте целого предложения меня понимали, но если приходилось произносить отдельные слова, возникали проблемы. Просто в арабском есть несколько похожих звуков, которые при грассировании говорящего легко на слух перепутать.
Поэтому когда мы заметили, что наши дочери тоже неправильно произносят многие звуки, мы пошли к врачу-логопеду, в районную поликлинику. Она хорошо отнеслась ко всем нашим трём дочерям и последовательно давала им направление в местный логопедический детский сад. Более того, у старшей (ныне покойной) были вообще проблемы с речью. И этот врач устроила её в бесплатный специализированный логопедический сад, где дочь быстро подтянули до требуемого уровня. Если же нас упрекали, что мы запустили её, находясь в первой загранкомандировке в Сирии (в Хомсе у неё было мало возможностей общения с другими детьми, потому что мы жили на отшибе; эти трудности с дочерью и заставили меня отказаться от продления загранкомандировки уже в качестве служащего Советской Армии), я обычно шутил:
— Знаете, я вообще начал говорить в три года, зато теперь меня невозможно остановить.
И это была чистая правда.
«Принеси цветы любые…»
Как-то летом, после 9-го класса, я случайно купил билет на концерт вокально-инструментального ансамбля «Самоцветы», который проходил на стадионе «Динамо». Зелёный газон, низкие скамейки, тянущиеся вдоль арены, образуя небольшой полукруг, который заканчивался на уровне футбольных ворот; огромный щит с нарисованными на нём берёзками и скрипичными ключами и эстрада с приготовленными на всякий случай зонтиками-навесами от дождя. Ждали довольно долго. Вдруг раздался смех и оглушительные аплодисменты. На эстраду вышла старушка с ведром и шваброй и начала мыть пол. Через пять минут под звуки песни «Мой адрес — Советский Союз» на сцену выбежало восемь «Самоцветов», в белых костюмах с яркими кружевами у ворота. Первую часть концерта они исполняли песни, которые все прекрасно знали по выпущенным фирмой «Мелодия» грампластинкам, а после перерыва, заполненного выступлениями вначале юмориста, а затем пародиста, «Самоцветы» спели несколько неплохих новых, а также обработанных на современный лад народных песен. Выбегавших с цветами девушек они целовали и под смех и улюлюкание зрителей провожали новыми вариациями и зажигательными мотивами. Так, во время исполнения одной песни, когда солисты несколько раз повторили припев:
«Принеси цветы любые — буду очень рада я.
Не цветы твои люблю я, а люблю тебя».