Однажды кто-то из родителей, недовольный такими методами воспитания, специально пригласил к нам фотожурналиста. Увидев связки ремней, которые висели на батарее, возле учительского стола, он спросил:
— Дети, а зачем здесь висят эти ремни?
— А это, чтобы нас бить, — сказал один из учеников.
Воспитательницу уволили. Она пришла к нам прощаться ночью. Многие изображали плач, даже те, кто когда-то пострадал от её жестокости.
В 8-ом классе я ездил на шахматы в Московский Дворец пионеров, возвращаясь в школу на следующее утро. Кажется, тот конфликт с классной руководительницей, который возник во время самоподготовки, был связан с тем, что я из-за своей занятости не выполнил какое-то общественное поручение. В тот момент, когда я пререкался с нею, в дверях стоял воспитатель из соседнего класса (малоприятный человек), которому зачем-то понадобился наш проигрыватель. Он стал ругать меня с нею на пару. Выдержать этот перекрёстный огонь мне было не под силу, поэтому я молча встал и направился к выходу из класса.
— Выпустите меня, — сказал я воспитателю. Он, подбоченившись, опёрся на косяк двери, выставив в мою сторону полусогнутую ногу. Я повторил свою просьбу более настойчивым и резким голосом, но он не двинулся с места и с едва скрываемой улыбкой смотрел на меня. Положение моё стало несколько смешным. В классе была тишина, но, если бы я простоял у двери ещё десять секунд, у меня был бы довольно глупый вид. И хотя я тогда не знал, что «самурай принимает решение на седьмом выдохе», я, выставив вперёд плечо, вышвырнул воспитателя из класса. Однако ему удалось поймать меня в коридоре и затолкнуть обратно в класс.
— Выпустите его, — сказала наша учительница воспитателю, и я с высоко поднятой головой пошёл в сторону спального корпуса.
Через час о моём неслыханном для того времени поступке узнало пол-интерната, ко мне подходили старшеклассники и в знак уважения жали мне руку. Этого воспитателя в школе недолюбливали и были рады, что я сумел проучить его. Причём он не нашёл поддержки и в лице взрослых. Спустя несколько лет он даже оказался под следствием: заставил одного из учеников ехать домой за справкой, и тот, переходя улицу прямо напротив здания интерната, угодил под колёса гигантской грузовой машины. Слава богу, всё обошлось.
Девушки и шахматы
В 7-ом классе я вдруг стал заглядываться на весёлую белобрысую девчонку из 6-го «Б» и ходил вокруг неё, пронзая любящим взглядом и даже не пытаясь с нею заговорить. Моим наперсником в этом увлечении стал мой одноклассник, с которым мы обсуждали каждый её взгляд и выражение лица. За лето моя любовь к ней куда-то пропала, и я уже без стеснения танцевал с нею на вечерах, куда приглашались 7-10 классы. Но мне запомнилась фраза моего друга о том, что он однажды заглянул к ним в класс и увидел, как она лихо обыгрывает в шахматы своих мальчишек. Спустя несколько лет я тоже зашёл к ним и сел с нею за доску. Я так ловко всё время сводил нашу партию вничью, что она сразу это заметила и заулыбалась мне. Конечно, я не посмел обыграть свою бывшую любовь. В Московском Дворце пионеров (8-ой класс) с нами занималась всего одна девушка, с которой мы всё время играли в разных турнирах. Да и знакомиться тогда с кем-то было совершенно бесполезно, поскольку я находился в интернате пять с половиной дней из семи и даже не знал никого в своём собственном доме.
После 9-го класса мы впервые отдыхали на ведомственной даче не в том месте, где это делали в прежние годы. Здесь все дома были расположены на одном большом участке с общей оградой и воротами. В доме, по соседству, жила с дедушкой миловидная девчонка, на два года младше меня. Тонкие правильные черты лица, красивые глазки с длинными ресницами, задорно приподнятая голова придавали ей, по определению моей бабушки, весьма «пикантный» вид. Она тоже изучала французский язык и перечитала всего Александра Дюма и Виктора Гюго. Мы с ней, дурачась, бегали по территории, дрались и толкались, а местная детвора везде преследовала нас, ослепляя светом ручного фонарика и неожиданно выскакивая то из-за помойки, то из женского туалета, торчавшего между дачами. Наконец, мы уселись за столик, расположенный под ярким фонарём, и она предложила мне сыграть с ней в шахматы. Когда я выиграл у неё две партии, она рассердилась и, обиженно взглянув на меня, сказала:
— Ну, так неинтересно играть. Ты лучше поддавайся мне.
Я последовал её совету, стал менять фигуры на пешки и жертвовать ферзей, сделав с нею таким образом две ничьи. Затем нас снова окружила ватага ребятишек, в числе которых был мой давний соперник, очкарик-шахматист, и я решил сыграть с ним партию вслепую. Я сел спиною к доске и через 16 ходов одержал победу.
Оказалось, что мы с этой восьмиклассницей живём в одном районе. Мы даже два раза встретились с ней: первый — после дачи, второй — через год, когда я уже учился в институте. Но дальнейшему развитию наших отношений помешала небольшая проблема — у меня был дома телефон, а у неё нет. Гордая и своенравная девушка, она считала для себя зазорным самой звонить парню.
На 2-ом курсе я сагитировал студентку из моей группы, которая мне нравилась, поиграть за нашу сборную (две женских доски у нас почти всегда пустовали) и даже стал тренировать её на магнитных шахматах во время занятий. Она проиграла одну командную партию, расстроилась и больше ничего не хотела слышать о шахматах.
Интересные встречи
Когда я работал в «Интуристе», все мои группы, которые приезжали в Ленинград, останавливались в гостинице «Прибалтийская». Как-то я подошёл к стойке администратора, на 1-ом этаже, и вдруг она говорит мне:
— Смотрите, смотрите — Пугачёва.
Недалеко от нас стояла группа из трёх человек: женщина в короткой шубке, которая слегка приплясывала на месте, девочка лет десяти и какой-то мужчина. После обеда я спустился в зал боулинга и игровых автоматов. Из них я предпочитал «Морской бой», где у меня была собственная система, которая позволяла гарантированно выбить не только все десять очков, но ещё и призовые.
— Давайте сыграем на интерес, — услышал я за спиной мужской голос.