— Ты знаешь, у меня недавно несчастье случилось: дочка в реке утонула. Двенадцать лет ей было.
— Да? — равнодушно сказал другой и отвернулся.
— Ведь это не несчастье, а просто беда, — говорил первый, но никто, кроме меня, не слушал его. Спустя много лет похожие чувства испытала моя сестра в отношении своего младшего сына, а потом я — старшей дочери.
«Любовь к системе»
В 5-ом классе, читая книги зарубежных писателей, в частности отдельные тома собраний сочинений, я начал выписывать из примечаний к ним в общую тетрадь все (даже редкие и второстепенные) фамилии деятелей литературы, искусства и философии. Когда она закончилась, я решил разделить её на соответствующие рубрики, где эти имена были уже расположены в алфавитном порядке. Так появилось собрание из восемнадцати школьных тетрадей в линейку, представлявших собой рукописные биографические энциклопедии (словари): художников (пять); писателей (три); поэтов; скульпторов и архитекторов; актёров и режиссёров; музыкантов, композиторов и певцов; философов (все — по две) зарубежных стран. Доступа к Большой Советской Энциклопедии я не имел. Она была, например, у моего приятеля, с которым я в студенческие времена дважды ездил в зимний пансионат, и он очень гордился ими. Я только проштудировал том «Литература и искусство» (1961) «Детской энциклопедии». Иногда приезжая по субботам к старшей сестре, я делал выписки из отдельных томов «Краткой литературной энциклопедии», которые она брала у соседей. Взрослая дочь маминой подруги, узнав о моём увлечении, назвала это необычное занятие «любовью к системе».
С тех пор я составлял для себя похожие именные справочники государственных деятелей советских времён, шахматистов и т. п., о чём я рассказывал в предыдущих вспоминалках. Потом моя любовь к систематизации персоналий привела меня к созданию двух обширных справочников, имеющих уже общеполезное значение. Вначале я увлёкся Сталинградской битвой, собрал и прочитал десятки книг о ней. Затем заинтересовался начальным периодом Великой Отечественной войны, о котором за последние десятилетия вышел целый пласт научной и публицистической литературы. По мере её прочтения у меня начала складываться общая картина того, что происходило на всех фронтах 22 июня 1941 г. Взяв за основу боевой состав действующей армии, военных округов и Дальневосточного фронта на эту дату, я стал расписывать имена всех, кто руководил ими вплоть до бригад. К ним я добавил такие же сведения по четырём флотам и тем флотилиям, которые существовали по состоянию на 22 июня 1941 г., а также железнодорожным войскам и военным комиссариатам. Пришлось разобраться и с формированиями, относившимися к НКВД СССР — пограничными и внутренними войсками, местной ПВО, пожарной охраной и милицией. С течением времени (а начал я эту работу летом 2019 г.) степень подробности этих сведений возрастала. В результате получилась гигантская электронная таблица, выполненная в Excel, которую я разместил в Интернете и постоянно исправляю и дополняю. То же самое можно сказать о другой таблице, касающейся военно-учебных заведений СССР по состоянию на 22 июня 1941 г.
Мой труд встретил понимание и одобрение в Интернете и даже побудил некоторых специалистов оказать мне бескорыстную помощь в этой работе. Не говоря уже о том, что одни читатели находят в нём имена своих родственников, а другие называют фамилии военнослужащих и спрашивают, что мне известно о них. Конечно, литературные сайты не предназначены для размещения электронных таблиц, и они смотрятся не так наглядно, как в Excel, особенно когда выложены одним файлом. Поэтому недавно я попробовал разбить их на главы: https://author.today/work/218556 и https://author.today/work/218553.
После реабилитации
Первые шесть лет моей жизни наша семья отдыхала на даче Совета Министров РСФСР. Этим мы были обязаны Хрущёву, который развернул широкую компанию реабилитации жертв сталинских репрессий (в 1926–1937 гг. мой дед занимал должность заместителя Председателя Совнаркома РСФСР). В 1958 г. моя мама также получила комнату в районе метро «Университет». Но фактически туда переехали мы только вдвоем: старшая сестра осталась жить с бабушкой и тётей, пока в феврале 1966 г. (я учился в 1-ом классе), они не получили однокомнатную квартиру. А до этого мы с мамой еженедельно приезжали их навещать. Они жили в полуподвальном помещении, окна которого выходили на улицу, где мы видели только ноги идущих по тротуару прохожих. В 1949 г. подруга мамы познакомилась с молодым человеком. Однажды они вдвоем пришли в эту квартиру. Мужчина откланялся, но через некоторое время бабушка увидела в окно знакомые ботинки. Он стоял и подслушивал, о чём говорят. Спустя несколько недель моя мама была арестована и сослана в Казахстан, где она пробыла вплоть до бериевской амнистии 1953 г.
После снятия Хрущева в октябре 1964 г. дачу у нас отобрали. Правда, спустя шесть лет (я учился в 5-ом классе) мы с мамой получили двухкомнатную квартиру. Это произошло, благодаря поддержке Постоянного представительства Казахской ССР в Москве. Несколько раз, будучи студентом, я получал там денежную помощь (30–35 рублей). Как-то я пришёл туда, и работник постпредства начал мне грубо выговаривать, почему я так ещё не съездил в Казахстан (жили мы бедно, и этой возможности у нас не было). Я молча встал и пошёл к двери. Мама тогда сказала: «Ну, и правильно сделал». Через много лет в общей компании я встретился с тем работником постпредства. Он узнал меня и восхищённо сказал: «Он встал и пошёл».
Вернувшись из Сирии, где я проходил срочную военную службу, я в поисках работы обратился в постпредство. Мне сказали, что в Москве у них возможности ограничены, могут только помочь устроиться преподавателем в Казахском университете. Конечно, этот вариант с переездом из Москвы в Алма-Ату нашей семье не подходил. В 90-е гг. на одном из мероприятий диаспоры ко мне подошёл познакомиться молодой казахский бизнесмен и дал мне свой номер телефона. Затем мы встретились на детской ёлке, которая проводилась постпредством. Он снова сам подошёл ко мне и сказал:
— Я внёс деньги в уставной фонд банка, теперь жду, когда дадут лицензию. Хотелось бы пригласить Вас к себе на работу. Запишите мой номер телефона.
Он внимательно посмотрел мне в глаза и понял, что я не проявляю особого интереса к этой теме.
— Давайте лучше я Вам позвоню, — сказал он и записал мой номер телефона.
Через несколько месяцев он позвонил мне. Так я попал в свой первый банк, где мне предложили скромную должность пресс-секретаря.
О курении (вспоминалка № 142)
Первый раз закурить я попробовал в 7-ом классе. Мы занимались после отбоя оформлением декораций к школьному спектаклю, и меня угостил сигаретой кто-то из старших ребят. Я сел на подоконник, в туалете, затянулся и чуть не вывалился в открытое окно, так мне стало плохо. По-настоящему баловаться курением я начал только в 10-ом классе, пытаясь как-то отвлечься от сердечных невзгод. Курили мы в лесу с другом (сигареты «Столичные» и «Камея»). Теперь я не пытался затягиваться, поскольку при повторной попытке это сделать, мне снова стало плохо. К тому времени почти все у нас покуривали. Наша классная руководительница следила за этим. Обнюхав одного из учеников, который пытался замаскировать табачный запах тем, что съел апельсин, она сказала:
— Да ты не только курил, ты ещё и выпил.
Поступив в институт, я это занятие бросил: не было подходящей компании, а в той, что имелась, к моему удивлению, состояли одни девушки. Впрочем, теперь, в связи со сменой обстановки, и особой охоты курить у меня не было. Тогда же я повторно встретился со школьницей, с которой познакомился на даче ещё после 9-го класса (см. вспоминалку «Девушки и шахматы»). Мы гуляли около её дома, и к нам подошли два парня, один из которых, как я узнал впоследствии, был когда-то её другом. Они попросили у меня закурить, я ответил, что не курю. И девушка была заметно разочарована, поскольку считала это не достоинством, а недостатком: в её глазах некурящему парню не хватало мужественности.