Аслан пошел за добычей, которую притащил на плечах и, натаскав арчевых веток, мы полакомились вкусной, жареной на вертеле козлятиной.

Ночь пролетела без сновидений. Никогда еще не приходилось мне спать таким мертвецким сном.

С рассветом мы снова стали карабкаться в гору.

Теперь с каждым шагом становилось труднее и труднее дышать.

— Где же вершина? — спрашивал я Ананьева, а он лишь кивком головы указывал мне вперед.

Я напрягал все силы, чтобы скорее добраться до видневшейся вышки. Но только забирался на нее, как перед моими глазами выростала новая, еще более высокая и отдаленная.

В полдень сделали привал. Надо было выждать, чтобы к сумеркам подойти к намеченному Касымом пункту.

В этот день закат солнца был необыкновенно величественным.

Все окружавшие нас горы вдруг сразу порозовели, затем, как бы налившись расплавленным металлом, сделались ярко красными, раскаленными и, остывая, стали принимать сначала лиловый, а потом чугунно-бурый опенок.

Внезапно спустившиеся сумерки застали нас под нависшим сугробом ледника. Здесь царила горная зима.

Одна за другой зажглись на небе звездочки; луна огромным желтым диском выплыла из-за соседнего хребта. Снег скрипел под нашими ногами, а уши начинало изрядно пощипывать.

Касым ушел на разведку, и мы ждали его возвращения. Вернулся он неслышно, с серьезным озабоченным лицом.

— Киики неподалеку отсюда, — тихо заявил он Ананьеву. — Я напал на следы целого стада. Штук двадцать их бродит неподалеку. По следам заметно, что они ночевали тут в прошлую ночь. Нынче вернутся на то же место. Киики всегда по нескольку ночей проводят на том же самом месте, — прибавил он.

— Да есть ли со стадом козлы? — спросил Ананьев.

— Есть, есть, — отвечал Касым… и не договорил. Глаза его вдруг засверкали.

Не отдавая себе отчета, я схватился за ружье. Что-то огромное, серое выросло передо мной, мне показалось, что на меня мчится на всех парах шипящий локомотив… Я приложился и выстрелил. Я видел, как серая масса взвилась кверху и рухнула на землю. Мы бросились к ней. Сердце сильно стучало у меня в груди, я задыхался от волнения и бега. «Убил киика — я, на глазах у лучшего алайского охотника», думал я.

Вдруг что-то поднялось над белой снежной пеленой. Раздались сухие удары об обледеневшую поверхность, какая-то странная тень мелькнула передо мной. Сзади прогремели два выстрела, и все стихло.

Я был в полном недоумении.

— Ушел, — услышал я роковое заявление Ананьева.

Я готов был плакать от досады, рыданья подступили к моему горлу.