Книги
Всемирный следопыт, 1926 № 03
— To-есть как это базару? — удивился я.
— А очень просто, — отвечал Ананьев, — дней за пять до нашего от’езда из Ташкента я встретил на базаре знакомых алайских охотников, с которыми и поделился нашим планом. Этого было вполне достаточно. Уж таковы эти каракиргизы: у них всякая новость разносится с невероятной быстротой. Однако, нам пора на базар. Необходимо купить вьючные сундуки, «ягтаны», да запастись с’естными припасами и подарками для жен наших хозяев: киргизки до смерти любят разные побрякушки.
На базаре царило большое оживление и шум.
Кустари-медники несмолкаемо стучали молотками. Разносчики громко выкрикивали свои товары. Степенные купцы гордо восседали в лавках, выжидая покупателя. Верблюды, арбы, с сидящими верхом на лошади арбакешами, маленькие длинноухие, семенящие ножками ишачки, всадники на прекрасных лошадях, — все это пестрело яркими тонами, все это двигалось и жило чуждою для европейского взора своеобразною жизнью Азии.
Закупив все необходимое, мы вернулись домой.
Уже было совершенно светло, когда я вышел на двор, чтобы умыться в арыке. У ворот я заметил стоявших вьючных лошадей с уродливыми чамами[7]) на спинах. Тут же стояли приведенные для нас Тимуром две горные алайские лошадки.
Не прошло и четверти часа, как наш маленький караван потянулся по улицам спящего города.
Переночевав в небольшом кишлаке Мады, мы снялись перед самым рассветом и постепенно стали втягиваться в чернеющее впереди Лянгарское ущелье. Это ущелье; врезываясь в Алайский хребет, представляло собой величественную картину.
Над головой сияла прозрачная небесная лазурь. Справа высилась каменная мрачная стена, а слева зияла черная пропасть, на дне которой, ворочая камни, с ревом и громыханием рвали и метали пенившиеся, словно кипевшие, воды реки Талдыка. Впереди ущелье замыкалось снежными великанами, будто сделанными из чистого фарфора.
Керекеш наш следовал пешком, понукая своих лошадок. Иногда он взбирался на вьюк и затягивал свою заунывную песню.
Прислушавшись, я не мог удержать смеха. Наш керекеш импровизировал, глядя на снежные алайские вершины:
Окончив песню, он спрыгнул с вьючка. Его тщедушная фигурка исчезла в огромных кожаных штанах-чембарах, а из под серой войлочной шапки засверкала пара лукавых косых глаз.
Но вот мы спустились к реке. Откос был крут и опасен. Камни срывались из под ног лошадей и падали с шуршанием в вдду.
— Смотрите в оба, осторожней! — закричал мне Ананьев.
Я был на чеку. Моя лошадь осторожно переступала передними ногами, искусно тормозя задними. Вот ее ноги уже погрузились в пенившиеся воды реки. Я увидел, как вода достигла брюха коней Ананьева и Тимура, ехавших впереди. Голова кружилась от быстрого течения. Мне казалось, что меня относит в противоположную сторону. Я старался не смотреть на воду и предоставил полную свободу коню. Теперь уж берег медленно полз на меня. Еще несколько усилий моего горнячка, два-три порывистых движения его утомленного корпуса, — и я очутился на берегу.
Я вздохнул полной грудью от пережитых волнений. Животное отряхивалось. Обернулся, чтобы взглянуть на вьючки, и… о, ужас! Одна из вьючных лошадей барахталось по горло в воде. Я видел, как переваливались и кувыркались уносившиеся водой ягтаны Ананьева. Выбравшийся на берег с уцелевшимся вьючном керекеш беспомощно глядел на утопавшее животное, что-то крича на своем гортанном наречии.
Я поспешил к Ананьеву. Тот был совершенно спокоен.
— Ничего не поделаешь, хуже бывает. Хорошо еще, не все потеряли, — сказал он.
Тимуру удалось таки вытащить один из ягтанов, выброшенный на отмель, куда также выплыла и тонувшая лошадь и, отряхнувшись, стояла, как ни в чем не бывало. Другого ягтана так и не отыскали, потеряв, таким образом, половину наших огнестрельных запасов.