Алайские горы тянутся от горных систем Тянь-Шаня на запад, прорезывая Ферганскую область, частью вошедшую теперь в состав Таджи-Кистанской Автономной Республики.
Как некоторые долины Памира, так и ущелья Заалайских и Алайских гор, а также урочища Тянь-Шаня заселены кочевым народом тюркско-монгольского племени, известным под именем каракиргизов. В 1924 году эти кочевники образовали автономную область — Кара-Киргизию, вошедшую в состав СССР. Всего в настоящее время кара-киргизов насчитывается 600.000 человек.
В осенние и суровые зимние месяцы они со своими семьями, скотом и домашним скарбом удаляются в недоступные горные трущобы, ставят там свои складные кибитки-юрты в защищенных от ветра ущельях, загоняют стада в известные лишь им одним места, где зимой под снегом имеются сочные пастбища. С наступлением же весны их многочисленные караваны перекочевывают на летовку к берегам Кызиль-Су в Алайскую долину.
Здесь они находят все, о чем может лишь мечтать не избалованный своей суровой родиной, свободный, как птица, беззаботный мечтатель — кара-киргиз.
Дивная природа, необозримый простор, обилие воды, роскошные пастбища для скота, бесчисленное множество аулов (селенья кочевников), а, следовательно, и веселое общество, а с ним много, много новостей, привезенных со всех концов страны кочевниками. До новостей же кара-киргиз большой охотник.
Таких охотников, с таким тонким чутьем и поразительно острым зрением, до тонкости изучивших характер зверя и птицы, таких спокойных и выдержанных, какими являются кара-киргизы, трудно найти на земле.
Кара-киргизы охотятся без собаки. Природа снабдила их звериным чутьем Они такие искусные следопыты, которым могли бы позавидовать воспетые путешественниками краснокожие племена Америки.
Любимой охотой кара-киргиза является охота на алайского козла — киика. Один из курьезных эпизодов такой охоты, едва трагично не окончившийся для одного из ее участников, и составляет предмет настоящего рассказа.
С тех пор, как я вышел из душного вагона Средне-Азиатской железной дороги на станции Андижан, прошла всего лишь неделя, и вот я уже в городе
Мой спутник, Ананьев, старый турке-станец, родившийся и выросший среди туркестанской природы. Несмотря на то. что он постоянный житель Ташкента, бывшей столицы Узбекистана, теперь перенесенной в Самарканд, он чувствует себя здесь, как дома.
Ананьев — настоящий охотник, не из сорта искателей приключений. К охоте он относится серьезно, в ней заключается весь смысл его жизни.
О приезде Ананьева уже толкуют на ошском базаре, и с самого утра небольшая квартирка, отведенная нам благодаря любезности местных властей, осаждается кара-киргизами-охотниками, все старыми друзьями «узун-аяка» (длинноногого), как называют Ананьева на Алае за его высокий рост.
Я, хотя и владею узбекским языком, но мне с трудом дается улавливать быструю гортанную киргизскую речь моего товарища по путешествию.
Он беседует с пожилым алайским киргизом, одетым в ситцевый пестрый халат. Загорелое, лоснящееся лицо горца приветливо улыбается своими узкими прорезями глаз, сквозь щелки которых сверкают карие зрачки.
— Познакомьтесь, — обращается ко мне Ананьев, — это Тимур, тот самый, о котором я столько вам рассказывал. Представьте себе, чтобы встретить нас, он всего лишь с одной остановкой отмахал на своем горнячке семьдесят одну версту. Молодец ты, право, Тимур, — хлопнув своего приятеля по плечу, добавил Ананьев.
— Завтра на рассвете я буду здесь с керекешами[6]), — заявил Тимур, — да пошли человека в Ак-Басага к Касыму, пусть приготовится к охоте. Ну, прощайте, друзья, — сказал он и вышел.
— Кто это такой Касым? — спросил я Ананьева.
— Касым, — отвечал он, — это племянник Тимура, молодой охотник за кииками. Он знает каждую тропу, каждый куст можжевельника, где проходят или скрываются горные козлы. Без него мы ничего не сделаем.
— Да, вы, Ананьев, прекрасный организатор, — заметил я. — Все у вас так налажено, не успели приехать, а к вам уже стекаются нужные вам люди. Каким образом вы все это подготовили?
— Я? — воскликнул мой спутник — Я здесь не при чем. Этой организации мы всецело обязаны базару.