– Если один из них меня заразит…
– Заходя в палату, надевайте презерватив.
Доктор Портер предпочел удалиться с оскорбленным видом. Иногда я действительно немного перегибала палку, но как иначе вытерпеть переполнявшую меня злость?! Что делать, если в больнице есть люди, с которыми не получается по-другому? Но обычно я старалась вести себя как можно более профессионально. Я называла такой стиль поведения медицинским костюмом.
– Если для этого мне нужно позвать врача… – говорила я медсестрам.
– Нет-нет, врача звать не нужно.
Они были готовы на все, лишь бы не получить разнос от доктора. Даже от воображаемого. И в такие минуты я чувствовала, что
Я записывала все это, думая, что, может, больным станет легче, если они будут знать названия своих недугов, и на тот счастливый случай, если мне на помощь подоспеет тяжелая артиллерия или федеральное правительство. Это был один из способов упорядочить хаос. Способ хоть как-то почувствовать, что ситуация под контролем, – ведь это возможно, когда мы называем вещи своими именами?
Фраза «это пневмоцистная пневмония» была бесполезной, когда больного знобило так, что его было невозможно согреть, собери я хоть все одеяла из всех палат. Иногда все, что мне оставалось, – лечь рядом, чтобы отдать немного собственного тепла.
Фраза «это цитомегаловирусный ретинит» ничуть не облегчала страдания, когда начинало пропадать зрение: сначала перед глазами возникала дымка, а потом ее сменял плотный занавес полной слепоты. Чтобы заглушить звонки телефона и болтовню медсестер, я закрывала дверь и читала ребятам вслух. Сперва меня увлекали и успокаивали книги Даниэлы Стил и Норы Робертс. Ради собственного удовольствия я могла читать по три книги одновременно и бралась то за одну, то за другую, словно переключала каналы на телевизоре. Но все они казались мне поверхностными, – да и с моей стороны было бы бесчеловечно читать книгу с открытым финалом человеку, который сам стоит на краю пропасти. Я поняла, почему умирающим читают Библию. Она напоминала о том, что этот путь уже был кем-то проделан. Но мне не хотелось приносить в больницу Библию – этим парням и без того достаточно часто пытались ее всучить.
Я стала носить с собой старый путеводитель по архипелагу Флорида-Кис. Эта книга осталась у меня из детства, а когда умер папа, я читала ее, чтобы погрузиться в воспоминания о нашей поездке на острова. Я читала путеводитель ребятам, и мы будто вылетали из больницы и оказывались в невероятных местах, вдали от бед и печалей. Все они вернулись в Арканзас: в место, которое подарило им жизнь и которое не хотело принимать их обратно. И мысленно мы уносились из этого штата.
Первая наша остановка всегда была в Ки-Ларго. Я зачитывала описание этой местности и рассказывала, как в детстве бывала там с отцом. Затем мы переносились в Айламораду, плавали там с дельфинами и погружались в ярко-бирюзовую воду, которая постепенно принимала холодный синеватый оттенок, и нам встречались скалярии, будто подсвеченные изнутри: они проносились мимо ядовито-желтыми, фиолетовыми и голубыми вспышками. Мы трогали коралловые рифы, выросшие на обломках кораблей: зеленые и фиолетовые полипы густо облепили остовы покинутых грузовых судов. Мы обсыхали на известняковом пляже: за несколько миллиардов лет рассыпавшиеся ракушки превратились в твердую породу.
К концу путеводителя мы добирались до Ки-Уэста. Иногда, если было нужно, кое-какие разделы книги я пропускала и, чтобы успеть, давила на газ, пролетая по Семимильному мосту. Для нас Ки-Уэст был центром притяжения геев, где нам встречалось столько же роскошных мужчин, сколько лилово-розовых цветов на клумбах. Добравшись до Ки-Уэста, мы понимали, что здесь нас никто не осудит. Мы улыбались или просто вздыхали, и ребята могли увидеть велосипедиста в коротких шортах или пловца, точь-в-точь походившего на парня, с которым они впервые поцеловались.
Мы сбегали туда, где ребятам было спокойно и тепло. Туда, где не нужно было прятаться, туда, где не было ничего плохого в том, чтобы восхищаться мужской красотой, озаренной солнцем. Словно прекрасные мужчины для того и существовали – чтобы ими восхищались и любили.
Глава шестая
Утро пятницы в апреле 1987-го: вот я очень переживаю, что Эллисон попросила у меня две вафли, а в итоге не съела даже половину одной, а вот все это перестает меня волновать…
Эти слова из выпуска утренних новостей донеслись до меня из стоящего в гостиной телевизора. Накануне принцесса Диана посетила недавно открытое в Лондоне отделение для больных СПИДом. Я замерла у телевизора. А потом опустилась на колени, чтобы ничего не пропустить. «Принцесса Уэльская не выказала ни малейшего беспокойства по поводу своего визита в больницу Мидлсекса, в которой открылось новое отделение для больных СПИДом, – произнес британский корреспондент, тот, что всегда рассказывал о новых поворотах королевской мыльной оперы с участием Дианы и принца Чарльза. – Все гадали, снимет ли принцесса перчатки, когда станет здороваться с медицинским персоналом и девятью пациентами нового отделения».
– Она без перчаток, – прошептала я, глядя, как высокая красавица Диана идет по коридору в синем платье до колена с длинными рукавами.
Вот она пожимает руку каждому из девяти пациентов отделения, но их лиц мы не видим. «Целое отделение для больных СПИДом», – думала я. Диана провела там больше часа, но ее общение с пациентами не засняли. «Пациенты побоялись, что их личности могут быть раскрыты», – пояснил корреспондент. А Диана ничего не боялась. Кто-то из работников больницы в своем интервью сказал, что принцесса садилась на кровать к лежачим больным.
На экране возникла фотография улыбающейся Дианы, сидящей напротив человека, которого видно лишь со спины. «Только этот пациент согласился сфотографироваться с принцессой при условии, что фотограф станет у него за спиной». Тонкая шея, темные жидкие волосы. Он очень похож на моих ребят. Интересно, сколько ему осталось? Диана улыбается так широко, что может показаться, будто она делает это не вполне искренне, – думаю, она знает, что того парня скоро не станет. Взяв его за руку, принцесса почувствовала, как он ослаб.
В выпуске новостей перешли к следующему сюжету, но я так и сидела у телевизора. Кажется, что-то начало меняться. Эллисон крикнула из кухни: