И здороваться и отвечать — много сразу, и она только отвечает:
— Позавтракала.
Мать малышки работает здесь на кухне. У Алеси румяные, полные щеки, а солидность — на пятом году,— как у взрослой. Даже и платок завязан «под бороду», как у бабуси-колхозницы, воспитывающей малышку.
Вокруг — сосны.
— Вон там белочка. Видишь?
Белочки нет, но мне ведь хочется поговорить.
— Я вчера видела. Она там вчера прыгала.
— А ты хотела бы так, как она, попрыгать на сосне?
— Что я, дура, по деревьям прыгать?
Дома, в городе, есть у меня такая же соседочка. Только более деликатно, чувствительно воспитана другой бабушкой, артисткой на пенсии.
Однажды, в дачном лесочке, топает она по дорожке в одних трусиках, нежно-беленькая, полненькая.
— Муравей меня укусил. Но и я ему сделала неприятность.
— Какую?
Подержала за ножку вниз головой.
***
Разговаривал по междугородному телефону с сыном. У него большая забота. Завтра надо с мамой ехать за грибами, потому что его не с кем оставить дома. И надо очень раненько встать... Голос — почти сквозь слезы.
А причина, конечно, не в этом. На соседний двор, место их баталий, пришел экскаватор. И до чего же интересно смотреть, как он копает канаву! Смотреть — не так себе, не как-нибудь, а с крыши гаража. Хотя мать и ругает за это, хотя отец — по телефону сейчас — уговаривает быть осторожным и послушным.
Поговорили мы с ним обо всем этом, и так мне мило и смешно, так хорошо было от нашей дружбы!..
А назавтра — звонок. Мой друг, оказывается, не выдержал солидности. Нашел один белый гриб — и хватит: «Буду сидеть в машине». Пришли все, смотрят — нету. А вскоре голос — куда там уж до геройства — «М-м-ма-ма!», с самой верхушки сосны... Страшно, конечно же, страшно было, пока он слезал оттуда, и ручонки дрожали, и мама с тетями дыхание затаили внизу, изо всех сил удерживались, чтобы не заахать да не испугать его...
— Ты что ж это, старик, экскаватор увидеть хотел?