Янка БРЫЛЬ
ПЕРЕД ЕЕ КРАСОЙ
КРУГЛЫЙ ГОД - ИЗ МНОГИХ ЛЕТ
Иду большаком, который грядой возвышается над заливными, укрытыми льдом лугами.
Лед по обочинам пухкает, трещит, словно кто-то ходит, то осторожно, крадучись, то веселой трусцой, так что я время от времени невольно оглядываюсь...
Слева, по рельсам на другой насыпи, только что прошел поезд. Дым белыми клубами расплывается на фоне повеселевшего неба, как-то очень нерешительно.
Поют, греясь песней, жаворонки. И что-то коласовское, наше, чувствую я здесь, на стежке возле белых столбиков!
***
Желна — как трещотка ночного сторожа, только мягче, глуше... Из лесу выхожу на дорогу. Мертвое поле, мертвая березовая рощица, летняя пыль на дороге. Солнце и дуновения холода. Страдалица весна. А жаворонки — свое!..
За двадцать утренних и дневных прогулок меня так и «не сподобил господь» увидеть лося. Только катышку в одном месте на просеке и несколько раз — подмороженные отпечатки вчерашних, позавчерашних следов.
***
Речка мутная. Мелькнули две-три плотички. Возле берега бормочут лягушки, собираясь нерестовать. С берега в реку булькает ручеек.
Над лугом стонут чибисы, жаворонки взлетают с песней, гуси летят высоко.
Там-сям пробиваются ростки травы. Подсохли на солнце и время от времени скатываются с крутого черного берега кусочки торфа.
Один, как дурень, вылетел водяной жук.
Лес поодаль подернут дымкой, вот-вот должен проснуться. Ночью, будто толчок для этого, шел тихий теплый дождь, после которого лучше сохнет земля.
***
Над землей — апрельское небо: охапки белых облаков, холодноватая просинь и жаворонки.
Земля то светло-серая, где не ходил еще нынче плуг, то сочно-темная — и там, где лоно ее только что раскрылось для зерен, и там, где уже затаенно согревается несметное множество овсяных ростков.
Сегодня утром уже значительно смелее, чем вчера, зеленеют просторы оживающей озими. Легкие серые пригорки вдали затуманены мглой. Между деревнями, по луговой долине, течет обласканная в сердечной белорусской песне реченька...