– Но все-таки Барбаросса остался жив, – пробормотал бывший обер-лейтенант. – А ваша «темная фигура», де Фуа, умер. Ведь на самом деле его звали совсем не де Фуа, правильно? Это был Шатильон, Рено де Шатильон, которому якобы отрубил голову сам султан Саладин?

Де Гонтар едва заметно дернул углом тонкогубого рта:

– Ну надо же, догадались наконец… Де Фуа – большая потеря, но это никак не ваша заслуга. Еще – новым королем Франции стал не совсем тот человек, которого я и мои союзники предназначали к престолу, но и эта победа не ваших рук дело… А Барбаросса – что ж, пусть старикан еще потопчет землю, пока от него не избавятся собственные отпрыски. Недолго осталось ждать. Впрочем, вам-то что?

– Ничего, – угрюмо сказал Гунтер. – Мне сейчас все – ничего. История – шлюха, а я – наивный дурак, поверивший этой шлюхе… Мне казалось, там, на Салефе, будет заговор, коварное нападение… и вот я срываю планы убийц, спасаю германского императора… А оказалось – всего-навсего пьяный император-самодур да кучка туповатых рыцарей. И вообще, это не я спас императора, а он меня. Нет в этом Средневековье ничего, о чем я мечтал. Ни благородства, ни романтики, ни верности и чести, ничего вообще… Такая же грызня за право вскарабкаться повыше, как у нас.

– Вдобавок сбережения спер какой-то проходимец, а подружка ушла к другому, – в унисон подхватил мессир де Гонтар. – Вот такое Средневековье без прикрас. Вообразили себя не иначе как белым ферзем, а вышли битой пешкой. Кстати, милостивый государь, а с чего вы решили, что моей «темной фигурой» был де Фуа?

– Но… если не он, то кто же?

Тонкая улыбка мессира де Гонтара отражала разом и презрение, и жалость, и превосходство победителя.

– Ну будьте же последовательны, господин фон Райхерт, как-никак мы живем в реальном мире! Дайте себе труд сложить два и два! Кто появился в этом времени столь же мистическим образом и шел с вами рядом, но иной дорогой? Кто преуспел, а кто раздавлен? Кто богат, а кто нищ?

– Не… не может быть… Этот русский? Казаков?!.. Да скажите же прямо!

– Вот, вы сами и сказали. Эх, люди, люди… Что ж, господин гениальный актер и чужак в земле чужой, оставляю вас наедине с вашей скорбью и желаю всего наилучшего. Прощайте, герр Гунтер, более мы с вами не увидимся, – де Гонтар лихо развернулся на каблуках и зашагал прочь, прямой, как лезвие его шпаги. Явившийся воочию представитель потусторонних сил, сейчас казавшийся Гунтеру единственной возможностью что-то изменить в его нескладной жизни, уходил, уходил навсегда и бесповоротно.

Германец сам не ожидал от себя, что вытолкнет сквозь разом пересохшее, точно ободранное наждаком и всеми песками Аравии горло:

– Подождите!

– Да-да? – рассеянно оглянулся через плечо де Гонтар.

– Что, вы так запросто уйдете?..

– Разумеется, – хмыкнул почтенный господин в черном. – Меня, знаете ли, ждут неотложные дела. Утешение неудачников в их число, к сожалению, не входит.

– Что же мне делать?

– Странный вопрос. Живите. Или не живите. Вы, помнится, присматривались к вон тому суку? Он выдержит. Ремень тоже.

– Но, мессир де Гонтар… Тогда, в Нормандии… – от разгулявшихся нервов и нахлынувшего страха Гунтер никак не мог подобрать нужные слова, они рассыпались у него в руках, как бусины порвавшихся четок. – Тогда вы говорили, будто способны вернуть меня обратно, в сороковой год двадцатого века…

– Тогда нам помешали, но, хотите верьте – хотите нет, именно так я и намеревался поступить, – белое перо качнулось в такт легкому кивку.

– А… а теперь вы не можете этого сделать? – очень тихо выговорил фон Райхерт.