— А еще представь, что вся эта конструкция будет на табуретке, которая стоит под наклоном?

— Мать моя женщина, — пробормотал Жора, до которого наконец начал доходить смысл сказанных Реваевым слов, — это ж сколько она так простоять смогла?

— Теперь ты понимаешь, что получается?

— Я понял, — кивнул Жора, отодвигая тарелку. Аппетит у него полностью пропал. — Получается, что время смерти Шнейдер и время, когда произошло ее убийство, не совпадают.

— Ну вот и славно. Красота же получилась?

Она промолчала. Возможно, мужчина ожидал какого-то ответа, а может быть, потому, что он уже успел сделать все, что ему было нужно, но мешок с ее головы был снят. Она по-прежнему стояла на цыпочках, задрав голову вверх, насколько это было возможно, и напавшего на нее человека почти не видела.

— Посмотри-ка сюда, — окликнул ее мужчина.

Она опустила глаза. Он стоял прямо напротив нее и держал в руках большой электронный будильник.

— Я часики ставлю так, чтобы ты могла их видеть. Мы с тобой сыграем в игру. У тебя под ногами на табуретке лежит кусок трубы. Стоять, конечно, на ней неудобно, но можно. Сейчас почти одиннадцать. Ровно в полдень я вернусь. Ты должна простоять так час. Если сможешь выдержать, значит, будешь жить. Если нет, значит, вини только себя. Условия понятны? Играем?

Она молчала, с трудом балансируя на куске толстой пластиковой трубы. Обычно такие трубы используют в домах для прокладки канализационных стоков.

— Что ты молчишь? — спросил он недовольно. — Если не хочешь играть, так и скажи, тогда я не буду возвращаться.

— Хочу, — прошептала она и тут же с ужасом почувствовала, что теряет равновесие, однако мужчина успел подхватить ее.

— Ну что ты такая корявая? Так у нас игры с тобой не получится, — укоризненно приговаривал он, обхватив руками в тонких хлопчатобумажных перчатках ее ноги. — Успокойся, стой ровно, и все у тебя получится. Ну что, попробуем еще раз? — спросил он. — Внимание, отпускаю.

Мужчина отошел в сторону и несколько мгновений стоял неподвижно, разглядывая ее.

— Смотри на часы и стой спокойно. Через час я вернусь. Выстоишь — будешь жить. Ну все, пока.

Она услышала, как хлопнула входная дверь. Стоять было неудобно, но все же возможно. Если держаться совершенно прямо, то труба не выскочит из-под ног. Проблемой было то, что стоять надо было немного приподнявшись на носки, иначе петля начинала сдавливать шею. Пальцы быстро затекали и немели. Через пятнадцать минут ноги начали предательски дрожать, а через полчаса она уже их вовсе не чувствовала. Там, где у нее должны были быть ступни, пульсировали два очага невыносимой боли, которую с каждым мгновением терпеть становилось все тяжелее. И все же чувство более сильное, чем эта адская боль, позволяло ей держаться. Страх. Не жажда жизни, а именно страх смерти. Все ее естество отчаянно кричало «Нет!» самой мысли о том, что смерть может прийти прямо сейчас, в любую секунду. Этот крик «Нет!» позволял ей держаться до тех самых пор, пока электронное табло не показало двенадцать часов ровно, этот отчаянный вопль «Нет!» позволил ей простоять еще почти двадцать минут.

Последней ее мыслью было: «Как же он мог меня отпустить, если я знаю, кто он… Дура».

Пластиковая труба выскочила у нее из-под ног, ударилась о паркет, немного подпрыгнула и откатилась в сторону. Обнаженное тело несколько раз судорожно дернулось, а затем некоторое время еще раскачивалось в воздухе, прежде чем окончательно замереть.

Звонок в дверь заставил Жору выйти из состояния задумчивости и вскочить на ноги. Когда он, не глядя в глазок, открыл дверь, то с удивлением обнаружил на лестничной площадке Викторию, которая всегда утром приходила сразу в управление либо дожидалась их с полковником во дворе возле машины, в том случае, если на утро была запланирована поездка.

— Какой сюрприз, — удивился Мясоедов, — с чего бы это?