Мужчина еще некоторое время постоял, глядя, как на поверхности воды появляются и тут же уплывают вниз по течению пузыри воздуха и масляные пятна. Водитель грузовика так и не всплыл.
Мужчина, широко шагая и немного сутулясь, направился по проселку туда, откуда он не так давно приехал. Сделав несколько шагов, он на мгновение остановился, оглянулся и, никого не увидев, удовлетворенно усмехнулся. Затем сунул руки в карманы и зашагал еще быстрее и еще чуть больше сутулясь. То, что он так быстро шел, вовсе не мешало ему негромко мурлыкать себе под нос:
Так, негромко напевая, мужчина вернулся обратно к шоссе, дождавшись удобного момента, перебежал через полосу горячего асфальта и двинулся дальше по тропинке, ведущей через небольшую примыкающую к дороге березовую рощу. Если бы кто-то пошел вслед за ним, то увидел бы, как, пройдя ее по диагонали, на другом ее краю мужчина остановился и закурил сигарету. Курил он неторопливо, подставив лицо мягким лучам заходящего солнца. Сделав последнюю затяжку, он забросил окурок в кусты и завел двигатель, после чего неторопливо двинулся по колее, которую еще до него оставили неизвестные любители уединиться на природе. Но так как за мужчиной никто не шел, то никто не видел, куда мужчина кинул окурок и в какую сторону он потом уехал. Да и самого мужчину, если честно, никто не заметил.
Июнь выдался на удивление жарким. До отпуска был еще целый месяц или всего месяц, тут как посмотреть. Каждый из этих факторов в отдельности не способствовал плодотворной работе, а их сочетание убивало всякую возможность этой самой работы. Михаил и не работал. Он сидел, задумчиво уставившись в окно, выходящее прямо на городской парк, и смотрел на девушек. Если быть точным в терминологии, это были уже молодые женщины — мамочки с колясками, совершающие свой традиционный моцион в зеленом тенистом прямоугольнике. Переход через дорогу был расположен как раз напротив здания Следственного комитета, и Пахомову было прекрасно видно всех входящих в парк и выходящих из него. А посмотреть было на что. Многие мамочки очень быстро привели себя в хорошую форму после родов и сейчас радовали глаз фигурками в обтягивающих маечках и коротеньких шортиках или в таких же коротеньких юбочках. Пахомов взглянул на часы. До обеденного перерыва оставалось всего полчаса. Если по-тихому свалить домой прямо сейчас, то можно успеть и с женой побыть, и пообедать нормально, не мучаясь потом изжогой. И не боятся же, твари, так следаков кормить, подумал он о работницах местной столовой. Хоть бы кто дело на них завел. А Егорычу, судя по всему, из отдельной кастрюльки накладывают, так он всегда здешними обедами доволен. Михаил шевельнул мышкой и навел курсор в левый нижний угол монитора, намереваясь выключить компьютер. Но уйти по-тихому не получилось. Телефон противно затарахтел. Раньше он звенел как и все старые городские телефоны, установленные у сотрудников, но, по мнению Пахомова, звенел он чересчур громко, и местный айтишник по просьбе Михаила телефон разобрал. А затем собрал вновь, сделав так, что звук стал гораздо тише. Но теперь он напоминал предсмертный хрип курицы, которую пытаются, но никак не могут задушить. По общему мнению, звук стал еще хуже, чем был, но переделать обратно уже не получалось. Сняв трубку, Пахомов прекратил мучения несчастной птицы.
— Сейчас буду, — подчеркнуто бодро ответил он и с досадой бросил трубку на место.
Вот тебе и ушел. Егорыч — руководитель областного следственного управления Олег Егорович Разумов — ждал у себя в кабинете. За полчаса до перерыва на обед и за месяц до отпуска. Это явно не сулило ничего хорошего ни первому, ни второму.
Кабинет начальника располагался двумя этажами выше и также выходил окнами на южную сторону. В кабинете Разумова было целых три окна, поэтому лето здесь ощущалось даже сильнее. Когда Пахомов вошел в кабинет, полковник стол у раскрытого окна и смотрел на парк. Интересно, он природой любуется или тоже на девочек засмотрелся? Пахомов стоял, уставившись в спину своего начальника и ожидая, когда тот наконец соизволит повернуться.
— Как июнь-то хорошо начался, Миша. Красота ведь, верно? — не стал оборачиваться Разумов.
— Скоро пух полетит, — сам не зная зачем буркнул Пахомов, хотя в целом был с шефом согласен.
— «Скоро пух полетит», — передразнил его полковник, — эх ты. Все вы молодые чем-то недовольны.
— У меня на пух аллергия. — Михаил сделался мрачным, он знал, как шеф любит порассуждать на тему молодости.
— Аллергия! Знаю я твою аллергию. Чихнешь три раза, а шуму на все управление стоит. — Разумов наконец обернулся и теперь с усмешкой разглядывал своего подчиненного. — Может, у тебя не на пух, может, у тебя на работу аллергия? Ты мне скажи, я, может, лекарство тебе какое подыщу тогда.
— Никак нет, — вытянулся Пахомов, — к работе готов.
— Даже так? — Лицо полковника стало еще более насмешливым. — Похвально. У тебя же еще отпуск не скоро?
— Через месяц, товарищ полковник, даже чуть меньше, — возразил Михаил.
— Ну вот и я говорю, что не скоро, — улыбнулся полковник, — как раз тебе дельце небольшое нашлось, чтоб не скучно до отпуска было.
— Так ведь не управлюсь, Олег Егорович. — Пахомов знал, что спорить бесполезно, но не спорить тоже было глупо.
— А ты постарайся, — мягко возразил Разумов, усаживаясь в кресло, — сделаешь всю первичку, разберешься, что к чему, ну а в суд дело по возвращении готовить будешь. Да ты присядь, не маячь над головой.
Пахомов сел на ближайший к нему стул. Полковник подтолкнул к нему совсем тонкую картонную папку. Папка проскользила примерно половину расстояния от полковника до капитана и остановилась. Михаилу пришлось привстать, чтобы дотянуться до нее.
— Думаю, ты новости смотришь, вчера вечером на машине разбилась некая Никитина Ольга Вадимовна.