Однако осторожность соблюдать стоило. Поэтому все две недели, что мужчина приходил на чердак, он укладывал тяжелые пакеты и пластиковые бутыли, которые приносил с собой, в самые дальние и темные углы чердака, прикрывая их сверху уложенным на полу утеплителем. Обнаружить спрятанное можно было, только наступив на него, но кто будет ходить там, где скатная крыша опускается ниже человеческого роста?

Сегодня мужчина поднялся на чердак в последний раз. Он прошелся по темному помещению, собирая припрятанные бутылки с бензином, и расставил их на поперечных балках возле деревянных опорных колонн, на которые опиралась кровля. Последнюю пятилитровую бутылку мужчина открыл и прошелся вдоль всех балок, старательно поливая их бензином. Пролить надо было так, чтобы легковоспламеняющаяся дорожка нигде не прерывалась. От усердия мужчина даже приоткрыл рот и высунул язык. Полученный результат его вполне удовлетворил. Отбросив в сторону пустую бутылку, мужчина достал зажигалку и крутанул колесико. Несколько мгновений он смотрел на маленький, беззащитный язычок пламени, который можно было погасить легким дуновением воздуха.

Вернув на место замок, он начал спускаться вниз по лестнице. Настроение у него было просто великолепное, и если бы вахтер не был так увлечен сериалом, то наверняка бы услышал, как спускающийся по лестнице человек, лицо которого разглядеть было невозможно из-за надвинутой на лоб кепки, напевает себе под нос какую-то песню. Однако вахтер был слишком увлечен просмотром новой серии, чтобы обращать внимание на спускающегося по лестнице мужчину. Мужик. Вроде с портфелем. Такие здесь постоянно ходят. Так потом он и объяснил следователю.

Натужно завывая сиреной, пожарная машина въехала во двор обувной фабрики. К ней тут же устремились люди, что-то крича и возбужденно размахивая руками. Зачем они это делали, было непонятно, пожарные и так все прекрасно видели. За то недолгое время, которое прошло с момента вызова, огонь успел набрать немалую силу. Выбежавшие во двор работники фабрики испытывали ощущение дежавю, переживая по новой то, что им никогда больше переживать не хотелось. Только если почти полтора года назад вначале заполыхала пристройка и лишь потом, благодаря усилиям пожарных, огонь перекинулся на основное здание, то теперь пламенем была объята крыша основного здания.

— Огонь вниз не должен пойти, крыша выгорит, да и все. — Молодой мастер по ремонту оборудования деловито сплюнул и сунул в рот сигарету.

— Огонь, может, вниз и не пойдет, а вот вода — да. Сейчас пожарные заливать начнут, все здание насквозь вымочат, — отозвался стоящий поблизости технолог производства, — лучше бы эти идиоты совсем ничего не тушили. Выгорело бы потихоньку, и все. А так ведь все оборудование зальют.

— Ну а как иначе, им же зарплату надо отрабатывать, вот они и тушат, — развел руками наладчик.

— Толку от их тушения, — не мог успокоиться технолог, — я же прошлый раз тоже здесь стоял. Без них будет всю ночь гореть, а с ними только до утра.

Он тяжело вздохнул, еще раз чертыхнулся и тоже полез в карман за сигаретами. Изменить что-то ни он, ни кто-либо другой уже были не в силах.

Как и предсказывал технолог, крыша фабрики горела до самого утра, пока не обрушилась и не выгорела полностью.

Скрестив руки на груди, Журбин молча смотрел на закопченное здание. Как и в прошлый раз, огонь полностью уничтожил крышу обувной фабрики. Несколько расположенных на четвертом этаже окон оплавились, стекла в них полопались, наружные стены были почти полностью покрыты копотью, а кое-где на них выступили пятна влаги. С улицы Журбин не мог увидеть, какие еще повреждения зданию нанес недавний пожар, однако воспоминания о пережитом полтора года назад давали ему возможность хорошо представить, что творится сейчас на предприятии, которое он несколько лет возглавлял.

Наверняка почти везде с первого по четвертый этаж внутренние стены закопчены. Даже в тех помещениях, в которые, казалось бы, дым не проник, стоит устойчивый, не желающий выветриваться запах гари. Все полы залиты черной жижей, которую бесполезно пытаться оттереть. Она намертво въелась в полированные полы. Значительная часть оборудования и фактически все запасы сырья и готовой продукции испорчены этой грязной жижей. Впрочем, многое из оборудования еще можно спасти. Главное, как можно скорее разобрать его, как следует просушить и прочистить внутренности. Впрочем, это уже не было заботой Журбина. Теперь он не имел к фабрике никакого отношения. Ну или почти никакого.

Игорю стало грустно, и он неторопливо побрел по тротуару в сторону своей машины, припаркованной в паре сотен метров от здания фабрики. Он нащупал в кармане брелок и, когда до машины оставалось шагов десять, нажал кнопку. «Камри» с веселым писком подмигнула ему в ответ. А затем стало темно. Точнее, сначала стало темно, а затем стало больно. Кто-то, незаметно подкравшийся сзади, накинул Журбину на голову мешок из плотной материи, начисто лишивший его возможности хоть что-нибудь видеть, а затем этот кто-то, а быть может, его напарник от души врезал Игорю в солнечное сплетение. Журбин охнул и скрючился, прижимая к животу ладони. Следующий удар пришелся ему прямо в затылок. После этого удара, такого же сильного, как и первый, мешок был уже не нужен. Журбин и так не мог ничего видеть. Он потерял сознание.

Когда сознание наконец вернулось, мешок был по-прежнему на голове, а сам Игорь лежал на полу какого-то фургона. Во всяком случае, это явно была машина, причем достаточно просторная для того, чтобы на ее полу можно было лежать. И эта машина куда-то ехала. А еще в этой машине кроме него и водителя явно были люди, и настроены эти люди были весьма агрессивно.

— Ты зачем фабрику поджег, урод? — Сильный тычок, скорее всего, ногой в бок сопроводил вопрос.

— Это не я, — только и успел простонать Журбин, как его почти одновременно ударили сразу несколько раз. Очевидно, что били его двое или даже трое.

— Ты что там бормочешь? Еще раз спрашиваю, зачем поджог фабрику? Отомстить хотел?

— Я клянусь, — Журбин от страха заплакал, — это не я, я не мог.

На него вновь посыпались удары. Один из избивающих его людей ударил Игоря в пах, и он, поджав колени, завыл.

— Не скули, гнида, — удары на время прекратились, — либо говоришь как есть, либо забьем до смерти.