— Вот только не надо здесь орать, — неожиданно зло произнесла следователь, — что, животом прикрыться надумала? Не выйдет. У нас и беременные есть, и родившие, у нас кого только нет. Все условия созданы, дорогая.
— Но она же здесь вообще ни при чем, — вскочил с места Журбин.
Очевидно, Шнейдер испугалась его резкого движения, так как отступила в сторону. Игорь увидел, как один из стоявших рядом с ней полицейских вскинул автомат.
— Вы что? Вы с ума все сошли? — Журбин замер.
— Так, эту уводите. Будет дергаться, наручники наденьте, — нервно скомандовала Шнейдер, — а с вами, Игорь Иванович, мы побеседуем, но чуть позже. И непременно разберемся, кто и в чем виноват. Можете не сомневаться, ваша роль в этом деле тоже будет оценена по достоинству.
На улицу Игорю выйти не позволили. Через оконное стекло он мог видеть, как Татьяна шла по заснеженной дорожке, окруженная несколькими полицейскими так, словно они опасались того, что она может перемахнуть через забор и броситься бежать. Уже рассвело, и Игорь неотрывно смотрел Татьяне в затылок, который иногда появлялся из-за спин полицейских. Он все ждал, что жена обернется, но этого так и не произошло, и ее фигура скрылась внутри заехавшего к ним во двор микроавтобуса.
Допрос длился долго. Татьяна никогда не представляла себе, что так долго можно разговаривать о том, о чем почти ничего не знаешь. Очевидно, что следователь придерживалась прямо противоположного мнения и раз за разом прогоняла Татьяну по одному и тому же кругу вопросов, иногда немного меняя их последовательность и форму. Предоставленный Журбиной дежурный адвокат откровенно скучал, не вмешиваясь в их затянувшуюся беседу.
В конце концов Татьяна не выдержала:
— Вы чего от меня хотите? Чтобы я заявила: да, мы украли эти деньги? Получили их на счет моего предприятия, затем обналичили и потратили на себя любимых?
— А разве не так все было? — вопросом на вопрос ответила Шнейдер.
— Не так! И вы знаете это прекрасно, а если не знаете, то тогда вообще непонятно, что вы за следователь такой и зачем вы тут сидите.
— Спокойнее, Татьяна Алексеевна, не следует давать волю эмоциям.
Голос адвоката прозвучал настолько неожиданно, что Татьяна с удивлением повернула к нему голову, несколько мгновений внимательно смотрела на предоставленного ей защитника, затем вновь повернулась к следователю. Шнейдер явно была недовольна ее последней репликой.
— Ну что же, Татьяна Алексеевна, сотрудничать со следствием вы, как я вижу, совсем не хотите. Значит, пока мы прервем наше с вами общение. Через пару часов в суде будет рассмотрен вопрос об избрании вам меры пресечения на ближайшие два месяца. Так вот знайте, следствие будет настаивать на вашем аресте.
— А следствие — это вы, верно? — уточнила Татьяна.
— А следствие — это я, — поставила точку в разговоре Шнейдер.
Только когда она оказалась одна в помещении для задержанных и села на жесткую деревянную скамью, то поняла, как устала. А еще она почувствовала, что боится. Боится этих решеток, этих лязгающих железом замков, этих людей в форме с угрюмыми лицами, а больше всего она боится своего будущего.
— Будущее страшно неопределенно, но определенно, что страшно, — пробормотала Татьяна и уткнулась лицом в колени.
Она попыталась успокоиться, однако это ей никак не удавалось. Боли внизу живота, которые она почувствовала еще во время допроса, никак не отпускали и даже понемногу усиливались. Поначалу она не придала им большого значения, но сейчас ей неожиданно стало тревожно. Будь она дома, то, конечно, позвонила бы своему врачу, но что делать сейчас, она не знала. Позвать на помощь? Попросить вызвать скорую? Люди, которых она видела в течение всего дня, были очень не похожи на тех, к кому стоило обращаться за помощью.
Татьяна замерла. Она расстегнула одну застежку купленного недавно специального комбинезона для беременных и сунула внутрь руку. Коснувшись под одеждой чего-то влажного и теплого, она выдернула руку и с ужасом уставилась на свои пальцы. Они были в крови. Ее отчаянный крик заставил заскучавшего дежурного вскочить на ноги.