Его ответ потряс меня до глубины души.

– Мы для того и пришли в этот мир, чтобы воспрепятствовать повторению этого кошмара, сказал он. – Но мы не всемогущи и не способны остановить это зло в одиночку. Каждый должен для себя сам понимать, с нами он или против нас, воюет на стороне добра, или ради того, чтобы в мире воцарилось зло.

Вот тут я был с господином Баевым согласен на все сто процентов: если нам удастся объединить всех сербов в одно государство, то это будет добро, а если империя Франца-Иосифа продолжит существовать и творить свои непотребства – то зло. Карфаген (то есть Вена с Будапештом) должен быть разрушен, а Белград должен стать больше и краше. Если мы окончательно не сокрушим империю Габсбургов и не разделим ее территории между Российской Империей и будущей Великой Югославией, то так и останемся маленьким, изолированным от братушек-русских, народом. Но когда я высказал эту идею полковнику Баеву, тот только покачал головой и сказал:

– Территория Венгрии – включи ее в состав хоть России, хоть Югославии – не усилит, а только ослабит эти государства – так же, как сейчас Венгрия ослабляет империю Габсбургов. Венгры не только будут рваться на «свободу» с отчаянием обреченных, – они будут плодить вокруг себя множество трещин в прежде едином государственном механизме. Первоначально это была единая Австрия, потом, после мятежа в Венгрии, она стала Австро-Венгрией, но это возмущает третью по численности славянскую компоненту империи, в частности, хорватов и чехов – и вот уже идут разговоры о том, что Двуединую Империю следует сделать Триединой.

– Да, – сказал я, – такой момент имеется. И больше всех воду в этом направлении мутит наследник старого венского вампира эрцгерцог Франц Фердинанд… Наверное, хочет получить немного дешевой популярности?

– А вот Франца Фердинанда не трогайте, – резко оборвал меня Баев, – если не хотите неприятностей, то передайте всем своим, чтобы не смели прорабатывать в его отношении планы ликвидации, а еще лучше взять этого человека под охрану, чтобы с ним ненароком чего не случилось.

– Но почему? – воскликнул я. – Только ли потому, что в вашем прошлом несвоевременное убийство этого человека нашими людьми обрушило хрупкий мир и вызвало грандиозную войну, к которой не был готов никто?

– А вы уверены, что это были ваши люди? – задал неожиданный вопрос господин Баев. – Нет, бесспорно то, что это были сербы, и их же сделали виновниками развязывания войны. Но вот где принималось решение о том, что Франц Фердинанд должен умереть, и почему Франц-Иосиф колебался целый месяц, прежде чем объявить Сербии войну за любимого племянника? Ведь одиннадцатью годами ранее, когда вы затыкали саблями австрийскую марионетку Александра Обреновича, никто войну вам так и не объявил! Мало было отдать приказ и убрать ненужного политика чужими руками, следовало еще приложить множество дипломатических усилий для того, чтобы в результате его смерти Австро-Венгрия напала на Сербию, а Германия объявила войну России. Британский посол в Берлине разве что из кожи не выскакивал, доказывая германскому кайзеру и его канцлеру, что Великобритания останется в этом конфликте нейтральной.

– Насколько мне известно, упомянутая вами Великобритания к войне оказалась тоже не готова, – сказал я.

– На самом деле к той войне не успел подготовиться никто, – подтвердил господин Баев. – Но в Лондоне и отчасти в Париже, понимали, что будут готовы к схватке только после того, как свою подготовку завершат в Германии. Немцы все делают быстро и с высоким качеством. Поэтому англо-французский альянс назначил начало войны на четырнадцатый год. Во-первых – перед самой войной во Франции увеличили срок службы с двух до трех лет, и на один год во французской армии образовался полуторный комплект солдат. Во-вторых – программа перевооружения германского флота должна была завершиться в восемнадцатом году, но уже в пятнадцатом новейшие германские линкоры могли поставить под вопрос господство британского флота на морях, при том, что у Лондона уже не было столько средств, чтобы продолжать военно-морскую гонку в том же темпе. Подготовка в войне банально разорила еще недавно богатейшую державу мира. Но самое главное должно было произойти там, куда не в силах забраться броненосцы его Величества. Император Франц-Иосиф дышал на ладан и из ада ему уже присылали повестки том, что он прогуливает свои процедуры по варке в котле. Смерть австро-венгерского монарха могла наступить в любой момент, а вслед за ним начала бы разваливаться и сама Двуединая Империя, ибо наследник уже не смог бы править так, как правил покойный старик.

– Но распад Австро-Венгрии фактически развалил бы Центральные державы, – сказал я. – В таком случае к чему Британии было так торопиться?

– Распад Австро-Венгрии должен был улучшить обстановку для России и Сербии, но отнюдь не для Великобритании, – ответил полковник Баев. – Развал Лоскутного Одеяла еще не означал краха Германии, напротив, германоязычная Австрия и Богемия, где велика доля немецкого населения, наверняка присоединились бы к империи Гогенцоллернов. А это резко усиливало Второй Рейх в промышленном плане и снижало вероятность русско-германского конфликта. Ведь, помимо Германии, в этой войне британские элиты стремились ослабить своих конкурентов-союзников: Францию и Россию. Единственным английским недочетом было то, что им тоже пришлось ввязаться в наземную войну на континенте, что нанесло Британии невосполнимые потери. Но и это не главное – хрен с ними, с британскими потерями. Главное в том, чтобы ваша организация полностью избавилась от англо-французского влияния. Именно мы должны иметь возможность определить, где, когда и по какой причине начнется мировая война, чтобы иметь возможность приготовиться к этому действу. Впрочем, не исключено, что все случится совсем скоро – в силу естественного, так сказать, хода вещей. Дело в том, что летом восьмого года в Турции должно произойти нечто вроде революции…

– Что значит «нечто вроде»? – спросил я.

– А то, что на нормальную революцию турецкие события походили не более чем пожар в публичном доме – на венецианский карнавал, – ответил Баев. – Но это суть неважно, потому что султан Абдул-Гамид – один из самых отвратительных политиков в истории, не только турецких, но и вообще. Суть в том, что турецкие неустройства побудили Австро-Венгрию на безоговорочную аннексию Санджака, Боснии и Герцеговины, которые они пока всего лишь оккупируют. В тот раз Сербия возмутилась таким хамством, но войны не было, поскольку император Николай занял примиренческую позицию. Однако Ольга не Николай и мириться с аннексией не будет. Так вот – в чем интерес британцев? Австро-Венгрия в ответ на наши демарши промолчит или же объявит нам войну? И ведь пассивность в этом вопросе тоже может нам стоить дорого. Как победителям в прежней войне нам нельзя отступать ни на шаг, иначе пропадет весь авторитет.

– В таком случае, – сказал я, – необходимо показать, что мы – Россия, Сербия и их союзники – полностью готовы к отражению угрозы; Михаил к тому моменту должен стать мужем Елены, должны быть подписаны все договора и определено желание сражающихся на нашей стороне драться насмерть. Вряд ли австрийцы будут готовы ввязаться в войну ради двух провинций.

– Вряд ли, не вряд ли… – задумчиво ответил полковник Баев. – Хотя… определенный эффект это произвести может, тем более что, по мнению британцев, к войне в восьмом году еще не будет готов никто, так что этот процесс будет спущен на тормозах. На этом, думаю, все. Сейчас уже поздно, так что давайте спать, Драгутин. До Будапешта поезд будет трястись еще не меньше полутора суток – не то что в наши времена, когда за половину этого времени можно было добраться из Москвы в Чикаго…