Я невольно любуюсь его движениями, нечеловечески гибкими и плавными. Эльф напоминает кота, обманчиво вальяжного, всегда готового к кажущемуся невозможным броску. Его длинные черные волосы небрежно забраны в пучок и скручены на затылке, открывая острые уши. Вместо заколки из пучка торчит кисть. Наверное, все эльфы красивы и утонченны, так что Йерген заметно среди них выделяется. Для нелюдя он не отличается ростом, не выше средних мужчин, и есть в нем что-то хищное, не вяжущееся ни с ремеслом художника, ни с образом выходца из древнего народа. Иногда мне кажется, возьми Йерген меч, он будет орудовать им ловчее чем кистью. Впрочем, я даже с кинжалом эльфа не видела.
Не знаю, правильно ли так часто думать о друге родителей, не человеке, да что там, о своем владельце…
Ну ладно, мыслей здесь никто не читает. Йергена я воспринимаю как статую. Одну из его прекрасных картин. Искусством любоваться не запрещено.
Так странно, его даже не портит шрам, жестоким росчерком бороздящий правую половину лица. И отсутствующий кончик уха тоже не портит. Откуда шрам - я не знаю. Я вообще о хозяине мало что знаю. Не могу сказать, почему он живет здесь один, в городе, откуда ушло большинство его соплеменников. Те, кто остался, теперь служат кроммам.
И имя у Йергена странное. Не как должно быть у эльфов. Обычное имя, вполне человеческое.
- Можно мне булочку? - Аж дрожит Габи.
Йерген вытягивает откуда-то между холстов четвертинку лепешки. Габи смотрит на меня виновато, но глазки лучатся от счастья. Знает, что не стану ругать, когда она слопает все в три огромных укуса и не подумает поделиться. Я с улыбкой киваю:
- Что нужно сказать?
Габи с набитым ртом лопочет неразборчивое.
Внезапно я вижу, как в Йергене что-то неуловимо меняется. Лицо его костенеет, становится похожим на деревянную маску. Я тоже слышу на улице шум, потом голоса затихают. Доносятся только топот шагов, стук копыт, хлопки ставень, да яростное конское ржание.
Большие окна мастерской забраны маленькими мутными стеклышками. Сквозь них видны черные тени. Все летят в одну сторону, точно поток. Разбегаются люди.
Мое сердце начитает громко стучать. Желудок сжимается от дурного предчувствия. Подобное прежде случалось, - когда за мамой пришли.
- Облава, что ли? - Успевает сказать Йерген, потом дверь распахивается, и в мастерскую вламывается с десяток карателей. Они валят картины, сшибают незавершенные статуи, заполнив собой все пространство. Я чувствую себя как выброшенная на берег рыба, с клочками дыхания открываю и закрываю рот, крепче прижимаю к себе Габи. Сестренка двумя ручками держится за недоеденный хлеб.
Выдерживая изумительное спокойствие, Йерген склоняется в полупоклоне-полукивке:
- Кого вы ищете, сиры?
- Полуухую тварь, малюющую карикатуры. - Выплевывает каратель с красным пучком на плюмаже. Он без замаха бьет Йергена толстой деревянной дубиной.
Габи начинает громко рыдать. Я в ужасе пытаюсь прикрыть ей ротик рукой.
- Я не делал ничего запрещенного… - Кашляет Йерген.
Его закрывают широкие спины карателей. Я смотрю на краморовы гербы на черных плащах, чувствуя, как подкатывает тошнота. Как же сильно я их ненавижу! Они все портят, ломают, уродуют… Ненавижу. Ненавижу!
- Переверните здесь все.