— Ну, спасибо, что зашел, — отозвался Алексей.
Он знаком пригласил приятеля за стол, расположенный у окна, выходящего на улицу, и сам сел напротив Павла.
— Слушай, — быстро проговорил Павел, — может, Дмитрию Андреевичу записку черкнешь? Я передам.
— Нет, спасибо, — улыбнулся Алексей, — у нас через неделю отпуск, пять дней. Разрешена поездка домой, с оплатой проезда за счет казны. Я его сам навещу. Письмо ему позавчера послал.
— Конечно. Раз-два в неделю.
— Завидую. Как он? Мне он все больше пишет о своих научных изысканиях.
— Новый адрес его ты знаешь? Дмитрий Андреевич снял двухкомнатную квартирку с мебелью и помещением для прислуги. Живет как барин, с горничной. Похоже, с ней и живет. Видная такая барышня. Жалование библиотечное, конечно, не ахти, я сейчас больше получаю. Но он выпустил цикл статей по истории, вызвавших скандал. Теперь его часто приглашают читать лекции в разные научные общества. В общем, жизнь бьет ключом.
— Это он любит, скандалы вызывать, — улыбнулся Алексей. — А вообще, он молодец.
Они замолчали.
— А знаешь, — после минутной паузы произнес Павел, — ты стал заправским офицериком. Правда. Ты зашел, я аж остолбенел. Выправка, взгляд надменный — белая кость, голубая кровь и все такое.
Алексей смутился. Впервые он взглянул на Павла не как человек двадцать первого века, а как курсант Императорского Морского корпуса выпуска тысяча девятьсот пятнадцатого года, и ужаснулся. Перед ним сидел рабочий паренек, ничем особо не отличавшийся от тех, кого Алексей постоянно видел на улицах, и, как он понял теперь, тех, кем придется командовать, когда, получив офицерские погоны, он окажется на корабле. Внезапно он ощутил между собой и Павлом стену отчуждения и испугался.
— И как ты думаешь дальше жить? — произнес он вдруг. — Так и будешь паровозы гонять?
Павел улыбнулся и с видом человека, обладающего сокровенным знанием, понизив голос, произнес:
— Я-то знаю, как я дальше буду жить. А вот ты как? Ты же понимаешь, всего два с небольшим года осталось…
— Вот я и постараюсь, чтобы через два, и двадцать два, и двести двадцать два года все по-другому было, — перебил Алексей.
— Не дури, — покачал головой Павел. — Историю не переделаешь. А уж революцию тебе точно не остановить. Российская империя прогнила. Ее конец предрешен.
— Предрешен, — кивнул Алексей. — Но кто сказал, что на ее месте обязательно должен возникнуть коммунистический монстр? Есть и другие пути. Демократический, к примеру.
— Опять ты за свое, — тяжело вздохнул Павел. — Тысячу раз говорено.
— Говорено, — снова кивнул Алексей. — Не понимаю твою упертость. Ты же знаешь, что происходило в нашем мире и чем это закончилось. Конечно, твои родители всю жизнь были преподавателями научного коммунизма. Я понимаю, в Советском Союзе это была элита. А я вот из семьи инженеров. Разумеется, в девяностых годах моим тоже пришлось несладко, но какая убогая жизнь в СССР была, они мне достаточно подробно рассказали. Неужели ты хочешь, чтобы в этом мире все произошло точно так же? Я уже не говорю о лагерях и расстрелах. Ах, извини, ты же их не признаешь.
— Да, не признаю, — запальчиво произнес Павел. — Масштабы так называемых репрессий сильно завышены, и коснулись репрессии только тех, кто действительно боролся против советской власти. А коммунизм… Прости, я борюсь за него не потому, что мои родители жили в хорошей квартире и имели машину. Это здесь ни при чем. И я думаю, не коммунистическая партия виновата, что твоя семья жила в коммуналке и ездила на трамвае. Вообще, нельзя все сводить к материальному… Хотя, мне кажется, именно это ты постоянно и делаешь. Пойми, коммунизм — единственный светлый путь, который даст подлинную свободу народам, даст достойную жизнь всем людям, а не кучке избранных.