— Ты вернешься в поселок? — я и сам не заметил, когда стал обращаться к

Доку на «ты». Но тот не обиделся — после всего произошедшего, учтивые обращения меж людьми почти везде стерлись…

— Нет. Мое место сейчас здесь. Ната — твоя жена в большой опасности, и я приложу все свое умение для того, чтобы хоть как-то помочь ей!

— Ульдэ! — я устало окликнул смуглянку, бесстрастно разглядывающую разорение нашего общего гнезда. — Взберись на скалу и посмотри оттуда — не шатаются ли эти твари, где-либо, поблизости?

Она отрицательно махнула рукой — Бзык не мог быть настолько глуп, чтобы ждать возмездия в непосредственной близости от наших разъяренных людей… Но приказ мой девушка исполнила, и принялась карабкаться наверх, взбираясь на самую вершину.

Форт еще догорал… Из моего дома, построенного самым первым, валили клубы едкого дыма, выедая глаза и не давая возможности подойти ближе. Еще полыхала хижина Салли и Бена. Другие дома почти догорели — на их месте оставались лишь черные головешки и почерневшие фундаменты, снести которые, уголовники были уже не в состоянии. Колодец, до середины, был завален чем попало из наших вещей, и, самое страшное, оттуда торчала скрюченная рука убитой ими девушки — мы лишились даже возможности набрать чистой питьевой воды. Подвал с провизией был разорен полностью. Всё, что мы бережно и с трудом переносили из моего первого убежища: драгоценные крупы, сохранившиеся консервы, остатки стеклянных банок и, что было самым важным для меня сейчас, чемоданчик с лекарствами — было разбито, порвано, рассыпано по земле и раздавлено со злобой и бешеной ненавистью беспредельщиками Бзыка.

У меня перехватило дыхание — Ната! Бедная, страдающая девочка, нуждается в отдыхе и лечении, а тут… Погибло почти всё. Оставив попытку потушить огонь, мы понуро вернулись к остальным, в тревоге ждущим объяснений случившемуся. На немой, полный тревоги вопрос Элины, я только подавленно опустил голову. Бен раздраженно ответил Салли:

— Всё гореть… Всё, всё! Мы нет еда, нет дом. Всё погибель! Мы тоже погибель!

— Перестань, Бен. — я оборвал его причитания. — Мы еще живы…

Он обреченно вздохнул. Салли склонилась над ним и что-то быстро заговорила, на французском. Я встал на колени возле Наты.

— Как ты, девочка моя?

Она попыталась улыбнуться в ответ, преодолевая мучительную боль:

— Мне лучше… Ты со мной, и теперь всё будет хорошо…

— Всё будет хорошо, — в унисон подтвердил я.

Туча вдруг схватилась за грудь — Стопарь, угрюмо слушавший наши пояснения, подскочил к жене. Никогда раньше она не жаловалась на сердце, даже тогда, когда оставалась одна с маленьким мальчиком, а мы воевали где-то далеко с бандой Сыча. Но любая человеческая выносливость имеет свой предел — он наступил и у пожилой, ослабевшей от всех обрушившихся на нас невзгод, женщины. Док вытащил из своей сумки пузырек с едко пахнувшей жидкостью и помазал ею виски старухи.

— Через пару минут придет в себя, — он устало кивнул озабоченно глядевшему на него Стопарю. — Поменьше бы таких новостей…

Бугай, несмотря на грузность и вес матери, поднял ее на руки и вопрошающе взглянул в мою сторону. Я кивнул:

— Пора. Слезами горю не поможешь. Нужно идти в форт…

Мы опять подняли носилки и пошли вперёд. Как бы там ни было, ночевать я хотел на месте, в лагере.

… Разместившись под скалой мы занялись неотложными делами — надо было навести, хоть какой-то порядок. Я велел женщинам собрать с земли рассыпанную крупу — всю, до горсточки, и приготовить похлёбку для Наты, да и для всех нас, тоже. Бен с Бугаем из одеял и шкур, принесённых с собой из логова клана, мастерил шалаш. Маленький мальчик, с не понимающим взглядом, бегал по пепелищу. Я с болью на сердце разбирал тлеющие головни, пытаясь обнаружить хоть что-то, что могло уцелеть из лекарств. Но все попытки были тщетны…