— Антимагический ошейник на девку, — распорядился Макеев, поставив сапог на спину Марии, прижимая её к постели. — Быстро! Пока снова не учудила!

Мария снова выстрелили молнией в Макеева–старшего, но всё также безрезультатно — перстень поглотил разряд, раскалившись ещё сильнее. По какой–то причине артефакт не жёг кожу хозяина. Словно имел свой разум и признавал владельца.

Солдаты исполнили приказ барина. С щелчком края металлического ошейника сомкнулись на шее девушки. Мария бросила на меня тоскливый виноватый взгляд — всё было понятно без слов. Её обвели вокруг пальца, проследили за ней и всё доложили боярину.

— Что тут происходит? — прозвучал чей–то высокий возмущённый голос из коридора. — Откуда столько вооружённых людей? В Староградье никому кроме стражи нельзя обнажать оружие! Кроме как для защиты своей жизни.

— Гниду поймали, — ответил говорившему чей–то низкий и грубый голос. — Убивца–ассассина Мастера Смерть с полюбовницей. Щас подвесим его за яйца на потеху толпе. Ты тоже постой, посмотри.

— Это возмутительно! Это самосуд! — продолжал возмущаться неизвестный. — В Староградье все имеют право на справедливое отношение! Я немедленно пойду и доложу о произволе дворян в городской совет!

— Закрой пасть, холоп!

Раздался звук, словно кому–то смачно так врезали по роже, а следом — звук упавшего тела. Вот тебе и вся сила законности и порядка. Кулак в стальной перчатке поувесистей будет.

— Староград не принадлежит Макеевым, — произнесла Чернобровка, гневно сверкая глазами. Солдаты набросили на неё какую–то тряпку, прикрыть наготу, и деловито сковывали цепями руки и ноги.

— Это не тебе решать, потаскушка, — процедил Макеев. — Отправлю ка я тебя пока что в монастырь к верным мне священнослужителям. Посидишь в строгости, подумаешь, Господу Императору помолишься. А я тебе со временем подберу хорошего женишка, который тебя, потаскушку, как следует воспитает. В строгости и приличии.

— Мой отец произвола не потерп…

Макеев снова отвесил ей пощёчину. От удара у Марии дернулась голова, по губе и подбородку сбежала капля крови, оставляя красный след.

У меня тем временем выбили меч. Солдаты скрутили мне руки за спиной, поставили на колени. Несколько раз чувствительно врезали по морде, отчего мир в моих глазах начал двоиться.

— Живучий, пёс, — Макеев, прихрамывая на правую ногу и опираясь на посох, приблизился ко мне. Глянул злобно сверху вниз. — Ты хоть представляешь, сколько я из–за тебя просрал всего? И я даже не про вчерашнюю ночь говорю…

Я лишь насмешливо улыбнулся, глядя на него как на кусок говна. Если уж умирать, так с гордо поднятой головой.

— Знаешь, я и не рассчитывал, что ты согласишься, — произнёс Макеев–старший, глядя на меня так злобно, словно хотел съесть живьём. — Этот род Мечиславичей, который я тебе заказал… Ты всегда к ним относился с какой–то особой любовью. Оберегал их, защищал… Интересно, почему? Вас что–то связывает?

— Такому, как ты, не понять.

Я плюнул в него, кровавый сгусток попал ублюдку точно в харю, начал стекать вниз. Макеев–старший, не сводя с меня тяжёлого взгляда, молча утёрся и, замахнувшись посохом, изо всех сил ударил меня по лицу. Тяжёлый набалдашник с разгону вошёл в щёку, я ощутил, как из моего рта вместе с кровью вылетают осколки зубов.

Бил Макеев умело, с любовью к делу, не позволяя ярости полностью собой завладеть. Он дозировано направлял свой гнев в нужные моменты, по старым недавно зажившим ранам, чтобы те открылись. Всё моё тело стремительно покрывалось синяками и кровоточащими ранами.

Солдаты выпустили меня, но их помощь уже не требовалась — Макеев превратил моё тело в комок пульсирующей боли. Ни одной целой кости в теле не осталось. Кровавая пелена застилала глаза, в ушах бесновался мерзкий противный звон.