За распределением товаров, согласно установленного Емельяном Муравьём курса, следили инспекторы, из числа белых авантюристов. Но и над ними был контроль. Их контролировал Палач, и горе тому, кто был пойман на утаивании и крупном обмане. На мелкий же обман, никто не обращал внимания, потому как – бесполезно.
Конечно, за всем уследить невозможно, да и проверки, из-за огромных территорий, были редки, но у проходимцев, практически, не было сообщников, а любой чёрный боялся Мамбу и не соглашался ни на какие блага, ради обмана, и с удовольствием «сливал» любого «коммерсанта».
К тому же, спрятанные товары необходимо было транспортировать, а это, опять же, было невозможно сделать скрытно, а потом, все это еще и суметь выгодно продать. Арабские и армянские купцы были немногочисленны и тоже боялись расправы. Соответственно, злоупотребления властью были минимальны и не наносили существенного ущерба налоговой системе Иоанна Тёмного.
Из-за того, что товары из Африки только складировались и почти не продавались, возник огромный дефицит предложения слоновой кости, гуми-арабика, каучука, хлопка, ценных пород древесин.
Другие африканские колонии, не попавшие в сферу интересов Иоанна Тёмного, стали ещё сильнее эксплуатироваться, что, в свою очередь, начало приводить к восстаниям. Слух о Мамбе уже проник повсюду, и к нему стали убегать, снимаясь с нажитых мест, целыми селениями.
Остальные ждали, когда придёт к ним Мамба, и надеялись, что он всех рассудит и всем поможет! Мамба придёт!
Но, Мамба не всесилен, и у него мало соратников, – как мантру повторял про себя Луиш, что было недалеко от истины. Много надо было ещё сделать.
Постепенно, стали отчетливо видны изменения. Были проложены новые караванные пути, на многих из них, особенно, на самых оживлённых, располагались почтовые станции-хараки, которыми управляли люди Палача, и хорошо управляли.
Дороги, больше похожие на сельские просёлки с вытоптанной травой, поддерживали в рабочем состоянии негры, из окрестных селений, получая за это вооружённую защиту и оплату продуктами и сельскохозяйственными орудиями.
По всей территории создавались отряды для охоты на промысловых животных, слонов, носорогов, страусов, жирафов, антилоп и различных хищников, частенько нападавших на людей.
Жизнь становилась предсказуемой. Служи Мамбе, и у тебя всё будет! Помимо почтовых, на реках создавались лодочные станции. Били тамтамы, передавая информацию на большие расстояния. В каждом городе возвышалась коптская церковь, сделанная, либо, из дерева, либо, из грубых кирпичей. Там же, проводились богослужения и крёстные ходы, с толпою новообращённых.
Всё это наблюдал в своём путешествии Луиш. К концу 1897 года он, со всей семьёй, добрался до Мамбы и смог, наконец, пожать его огромную лапищу.
Леонид Шнеерзон и Леон Срака сидели напротив друг друга и злились. Каждый делал это по-своему. Шнеерзон громко кричал, Срака пренебрежительно молчал.
– Но почему, почему тебе надо ехать, опять, в эту сраную Африку, прощу прощения за негативизм к тебе. Что ты там забыл?
– Там Мамба, Сосновский и Луиш.
– Да сдался тебе, триста лет, этот Луиш, – сказал Шнеерзон и, внезапно, осёкся. Всплескивая перед собою руками, он отмахивался от Леона, на потемневшем лице которого стали отчётливо выделяться щегольские тоненькие усики, отпущенные по последней моде и, удивительным образом, шедшие Леону.
– Да понял я, понял. Извини, Леон, сболтнул, не подумав. Я знаю. Мы все обязаны тебе. Прости глупого еврея. Каюсь, молодой, горячий, гадкий и злой. Извини, я тебе говорю, – повысил он голос, когда увидел, как Леон начал раскручивать в руках тоненькое лезвие метательного ножа, без ручки, неведомым образом очутившееся у него в руке.
– Уже и сказать ничего нельзя, – поворчал он вполголоса, – чуть что, сразу за нож, и это друг, – укорил он его.
Леон поморщился и ответил.
– На себя посмотри, а ещё еврей. Недаром, ваш Моисей водил вас за нос сорок лет, по пустыне, теперь вы… всех водите, за всё подряд, и при первом же удобном случае. Но меня-то не надо, я вашу породу знаю, – и Леон вполголоса пробормотал ругательство на молдавском языке.