Несмотря на разногласия и абсолютно разные характеры, эти двое были друзьями. Действительно, Лёня Шнеерзон, по прозвищу «Болтливый», не раз попадал в щекотливые ситуации из-за своего языка. Он мало соответствовал своей нации, представители которой, в основном, говорили мало и всегда по делу. Но, как говорится, в семье не без урода, и Шнеерзон, полностью, попадал под эту пословицу.
Из одной из таких ситуаций его и выручил Леон. Болтливого подстерегли в тёмном переулке, в одном из глухих дворов Одессы. В тот момент, мимо проходил Леон. Он мало знал Шнеерзона, и по природе своей, был немногословен. Но вот то, что он не любил, когда убивают за пятак, это было точно.
Двух душегубцев, прижавших Шнеерзона к стене, он знал и вмешался, весьма вовремя, чем спас от смерти Леонида. Даже выплатил им его небольшой карточный долг, а также, компенсацию, за «гнилой базар».
Зачем он это сделал, Леон и сам не смог бы объяснить. Но вот захотел и сделал, и ему было глубоко наплевать, что об этом подумал воровской мир. В этой среде он чувствовал себя, как рыба в воде, и пользовался определённым авторитетом.
Был у него фарт и удача. В карты Леон никогда не проигрывал. На дело шёл, не торопясь, с двойной подстраховкой, из-за чего, никогда не попадал в сферу интересов уголовной полиции, хотя они о нём знали, но так и ничего не сумели предъявить.
Завершив спасение Шнеерзона, он ушёл, пока, находившийся на грани, между жизнью и смертью, Лёня приходил в себя. Но, может быть, Лёня и был плохим человеком, но, как и всякий еврей, запоминал не только зло, но и добро.
Через некоторое время, он разыскал Леона и попытался вернуть долг, но тот отказался. Были ещё две попытки, пока, наконец, они не подружились. От природы молчаливый, Леон отдыхал в компании Шнеерзона, а тот, всегда говорил за двоих.
Когда Лёня начинал поворачивать не туда, следовало предупреждающее движение пальцев, и Лёня резко осаживал и возвращался обратно. Так они и жили, так и дружили, со временем, став не разлей вода, хотя и занимались совсем разными делами, подлежащими уголовному преследованию.
Настоящая фамилия Леона была не Срака, а Сракан. Леон Будилович Срака́н. Отец умер, когда ему исполнилось десять лет. Семья, проживающая в небольшом селе, под Дубоссарами, и так жила бедно, а потеря единственного кормильца, окончательно, ввергла ее в нищету.
Леон был самым младшим, и самым молчаливым, из пяти детей. В тринадцать лет он понял, что лишний едок, и ему нечего делать в отчем доме. Старшая сестра вышла замуж и стала жить, вместе с мужем, в родительском доме, остальные поразъехались, кто куда.
Когда ему было четырнадцать, умерла мать, и сестра попросила его съехать, чтобы без помех устроить свою личную жизнь. Леон, собрав котомку, в которую уложил варёные яйца, картошку, добавил каравай хлеба, яблоки из сада и овощи с огорода, забрал смену белья и вышел со двора, зажав в руке единственный рубль.
Путь его лежал в Одессу. Заплатив за путешествие, в Дубоссарах он сел в поезд. Относительно новый, вагон был уже основательно загажен безалаберными пассажирами, нанёсшими в него грязи и заставившими всё вокруг котомками, дешёвыми фибровыми чемоданами и обычными мешками, типа сидор.
Оглянувшись, Леон пристроился в крайнее «купе», забившись в угол. Вокруг галдели и базарили, плевались и ругались. Пытались украсть вещи или, втихаря, щупали зады толстых, и не очень, тёток, оттопыривавших их в поисках чего-то необходимого, в своих котомках. Громко смеясь, потом, на их крики и возмущения.
В тамбуре, куда Леон вышел подышать чистым воздухом, не загаженным смрадными испражнениями немытых вторые сутки людей, к нему обратился незнакомый человек, куривший толстую самокрутку, время от времени, поплёвывая на пол от переизбытка слюны. Этим человеком оказался извечный карточный шулер и аферист.
– Слышь, пацан, куда едешь?
– В Одессу.
– А чо делать там будешь?
– Работать.
– Ха-ха, три раза. Работник нашёлся. Кому ты нужен, сопля молдавская. Там таких, как ты, вагон и совсем не маленькая тележка. Рыбаком пойдёшь?
– Не знаю.