— Я, до того как сесть за штурвал, был техником.
— Что еще? — недовольно проворчал Ибрагим.
Он торопился на намаз и нервничал.
— Судя по всему, хочет убедить нас, что может отремонтировать один из таких самолетов, — предположил Парсек.
— Если у них есть хотя бы два похожих самолета, я могу собрать из них один, — подтвердил на английском Озбек.
— Что? — насторожился Ибрагим.
— Что я и говорил. — Парсек вздохнул. — Готов отремонтировать.
— Скажи, мы подумаем, — проговорил Ибрагим. — А пока пусть учится летать на таком самолете.
С этими словами чеченец направился прочь. Переводчик поплелся следом.
Парсек знал, сириец провел в специальном лагере почти два месяца. С утра до вечера его оболванивали сказками о загробной жизни джихадиста, изматывали изнурительными физическими тренировками и учили стрелять. Кроме сорока девственниц на том свете гарантировали и вполне мирские блага. В случае если шахид выполнит поставленную задачу и отправит в ад много неверных, родственникам обещают безбедное существование. И все же что-то подмывало Парсека поговорить с этим человеком.
— Что тебя подвигло уйти в ИГИЛ?
— Вера, — ответил Озбек.
— Врешь, — открыто сказал Парсек. — Ты не готов умереть.
— Ты прав, — Озбек побледнел. — Мне ничего не оставалось делать, как стать смертником.
— Чего так? — Парсек склонил голову набок.
— Я два года воевал на стороне оппозиции, — стал рассказывать Озбек. — Верил, что свержение Асада принесет нам счастливую жизнь. Но на деле оказалось все не так. На тех землях, которые брал под контроль наш отряд, мужчин убивали, женщин делали наложницами, а тех, кто мог хоть что-то делать своими руками, облагали налогами. У меня не было даже жены. Я не такой…
— Зачем ты мне это говоришь? — Парсек напрягся. Озбек говорил с ним так, словно знал, кто он. Что это? Проверка? Или его раскусили?
— Однажды эмир обвинил меня в том, что я прелюбодействовал с чужой женой. Потом на рассвете на площади на моих глазах закопали по грудь какую-то несчастную и забили ее камнями. — Он поежился. — Меня бросили в яму и стали готовить к смерти, но потом кто-то вспомнил, что я летчик.
— Я не понимаю тебя. — Парсек развернулся к выходу, уверенный, что на их диалог уже обратили внимание, но Озбек забежал вперед и преградил ему путь.
— Дослушай меня, — попросил он.