– Не положено! – безапелляционно отрезает медсестра.

– На все что не положено, у нас шоколадка наложена! – тут же отвечает Жмырь, доставая из кармана плитку «Аленки», и масляно улыбается. – Маргарит, ты до какого часа работаешь? Может, провожу тебя до дома, да шоколадку с чайком и захаваем. Ну чё ты, красапеточка?

Шоколад тут же скользит под стойку, и, судя по звуку, присоединяется к таким же подаркам.

– Ой, только быстро, а то увидит старшая сестра, тебе вазелином одно место намажет, да и мне достанется, – отвечает медсестра.

Жмырь посылает медсестре воздушный поцелуй и проходит к лестнице. Я иду за ним, мимо коричневых скамеек, мимо большого зеркала, мимо закрытого гардероба.

Выцветшая краска по бокам массивных ступеней, потертые поручни перил, чахлые кустики цветов между этажами – всё это окружение навевает тоску и безысходность. Тапки Жмыря шаркают по ступеням, он всего раз оглянулся посмотреть на мой подъем. На каждом этаже застывают люди, осматривают нас.

Меня…

Уползай, малыш! Уползай!

Пожилые и молодые, женщины и мужчины провожают меня ненавидящими взглядами. Я невольно ежусь от накатывающих волн неприязни – среди стольких врагов быть не приходилось. Жмырь улыбается каждой группе, но они не обращают на него никакого внимания, все смотрят на меня.

Когда мы поднимаемся на четвертый этаж, я вижу в лестничном пролете самую нижнюю группу.

– Только фанфар не хватает! Для полного счастья и обозначения радости, – кривляется Жмырь. – Тебя вряд ли где этак встречали!

– Долго еще? – не хватает сил терпеть наглую ухмылку, так бы и сунул в кривящиеся губы.

– Потерпи немного – поживи чуть-чуть! – ржет Жмырь. – Почти пришли.

Четвертый этаж встречает очередной молчаливо расступившейся группой. Ошиблись берендеи с расчетами: я двадцать четыре особи насчитал. Хотя ребят можно понять, не всегда же им быть на страже. Поцарапанные стены, белые двери с небольшими сколами, старый линолеум – они напоминают о событиях полугодовой давности.

Группа чуть отстает, снизу слышится шарканье ног. Проходящий мимо пациент удивленно интересуется причиной собрания. Ему вежливо советуют идти в свою палату и не высовываться. Он тут же ретируется.

Стулья, стены, мигающая лампа дневного света, толпа людей с одинаково горящими ненавистью глазами – всё это напоминает кадры из фильмов ужасов, но я улыбаюсь в ответ, показывая, что нагнетание жути пропало напрасно.

Слабость ещё сильнее скручивает тело, но нельзя показывать ее, нельзя!

– Вот мы и пришкандыбали, лезь в камеру, терпила! Знай – ты мне сразу не понравился, чушок! – с этими словам Жмырь распахивает дверь палаты.

Я вхожу в небольшую комнату, прижимаюсь к косяку.

– Добрый день, товарищ следователь! – я почти падаю, но эту фразу получается выговорить твердо.