– Володя, ты бы не отвлекался от дороги, а то ведь можем и в аварию попасть! – вежливым голосом, но выделяя каждое слово, гудит Иваныч.

– Извините, понял, виноват, исправлюсь! – скороговоркой выдает водитель привычную фразу. – Да только очень я оружие старинное люблю, а тут такой красивый образец увидел. Супер!

– Однако это не чета автомату! – я тоже подаю голос.

Хоть с нормальным человеком можно поговорить, все же не с двумя ехидничающими мужиками. Непонятная слабость понемногу овладевает моим телом, словно я задремал и вижу окружение сквозь дымку видений.

– Так-то оно так, но все же – история. Благодаря ней и создали автомат. Я как-то видел в музее двенадцатизарядный арбалет. Ух, и штуковина, скажу я вам. Как «Миниган» у Терминатора, когда он во второй части по полицейским шмалял! – восторженности юноши нет предела.

Восторги восторгами, но машину он ведет умело, не обгоняет и излишне не рискует.

– Да уж, эффекта режиссер добился, если бы железный Арни в самом деле стрелял из этого пулемета в боевом режиме… Четыре тысячи выстрелов в минуту человек не может выдержать из-за отдачи, – Иваныч подмигивает мне, мол, берендеи с такой задачей справятся запросто.

– Понятно, что кино. Но для меня это производственные поделки по штампам, а вот арбалет – искусство. Один отличается от другого или изгибом, или размером, или историей. Вот у вас какая история? Прапрадедовский? – не унимается водитель.

– Володя, следи за дорогой. Мы с пути, устали немного, поэтому просто послушаем радио, – отрезает назревающие вопросы Иваныч.

Водитель кивает и прибавляет громкости на кассетной магнитоле. Знакомые мелодии заставляют встрепенуться – «Nightwish» снова прогуливается в облаках. Я вспоминаю вечер на дискотеке, упругое тело Юлии в руках, карие глаза.

В безоблачном небе фантазия рисует ореол милого лица. Где же она теперь?

Пару раз видим милицейские засады на дороге, но лениво помахивающие жезлами блюстители закона пропускают мимо машину с черно-белыми номерами.

– А у вас милиции не было? – спрашивает Иваныч, когда в очередной раз миновали пост, затаившийся в кустах.

– Да как же не быть? Были, приезжали, разнюхивали все. Наших троих забирали для дознания. Но что мы могли рассказать? То, что на десантников напала стая взбесившихся собак? Так мы ни одного трупа собаки предоставить не смогли, эти бестии унесли раненных. Говорят, что ещё медведь был, но после того, как взлетел ваш самолёт – они убежали. Ребята говорили, что это оборотни нападали, но я как-то не верю. У страха глаза велики. Сам стрелял в этих псов, на редкость живучие собаки попались. По части объявлено, что экспериментальные особи сбежали из подземной лаборатории. Каких только чудес не насмотришься на службе. Но оборотни – это сказки!  – с уверенностью говорит парень, даже не подозревающий, что один из них сидит рядом.

– Ну да, ну да! Все это сказки, – соглашается Иваныч.

Я улыбаюсь в ответ, погруженный в свои мысли. Ещё сильнее накатывает какая-то усталость, какая бывает у дальнобойщиков после трудного и тяжелого пути. Вялость и апатия вливаются в расслабленное тело, хотя упорно гоню прочь это состояние. Какое-то давление ощущается в воздухе, словно невидимый великан сдавливает меня в огромном кулаке. Даже веселый водитель замолкает, хмуро ведет машину.

Я автоматически отмечаю знакомые места: вот тут я стартовал от окровавленного надзирателя; вон за тем домом прятался у Евгения в машине; вот тут откачивали Голубева после заряда электрошокера. Мы приближаемся к Шуе, когда Иваныч просит Вову притормозить.

– Натяни тетиву, понадобится! – коротко командует берендей в мою сторону.

– Думаете, пора? – спрашиваю я, когда выхожу из «УАЗика» на пыльную обочину.

– Лучше всю жизнь ходить с мечом и ни разу его не применить, чем в нужный момент оказаться без меча! – делится со мной японской мудростью Иваныч.