— Миллиона?

Слово «миллион» имеет власть над человеком. Услышав о миллионе, он, человек, чувствует себя словно заживо вознесшимся в компанию Еноха и Ильи, миллион невероятно окрыляет, возвышает и воодушевляет.

— Серебром, разумеется, — тоже небрежно ответил я. — Эти старинные купеческие семьи считают на серебро, не веря ассигнациям. Между нами, правильно делают. Но если я не увижу Алексея Яковлевича, то всё это богатство достанется монастырям. Ну, значит так угодно небесам, — и я поднёс стакан ко рту.

— Нет! Вы правы, это дамский напиток, — доктор даже как‑то невежливо выхватил у меня стакан из рук. — По такому поводу нужно открыть бутылочку настоящего коньяка. Вы любите коньяк?

— Можно и коньяк, — не стал спорить я.

— Если необходимо, вы увидите господина Мануйлу. Но нам нужно будет дождаться часа, когда он пребудет в спокойном состоянии. Через день, возможно, через два. Вы ведь не спешите?

— До пятницы я совершенно свободен, господин доктор.

— И славно! Вы не пожалеете о своем решении, у нас здесь можно славно провести время. Простите, я вас покину на пару минут.

И он покинул.

Вернулся он не через две минуты, а через двадцать, но я был к этому готов. Сидел спокойно. Смотрел на портреты вельмож елизаветинских времён, украшавшие стены. На расписной потолок, повторяющий Снайдерса. На окна, в которых начиналась ночь.

— Я проведал больного. То есть господина Мануйлу. Сейчас он возбужден, но есть признаки наступающего улучшения. Болезнь протекает приступообразно, светлые периоды сменяются тёмными… Ах, где же наш коньяк? Гектор, каналья, где коньяк?

Лакей вернулся с бутылкой.

— Нет, не то. Принеси коньяк, что в сундуке, понял? — и, обращаясь ко мне, добавил:

— Гектор хороший слуга, но с возрастом немножко поглупел.

— Да пусть его, коньяк. Раз пост, то пост. Лучше расскажите мне о достопримечательностях замка.

— Достопримечательностях? Я не знаю. Это же новый замок. Молодой. Ему нет и ста лет. Если бы вы видели родовой замок Гольшанских!

— Вы, я вижу, хорошо знакомы с Гольшанскими, пан Сигизмунд.

— Именно благодаря им я и смог стать доктором. Граф Анджей Гольшанский сделал много хорошего людям. И мне в их числе. И потому да, я предан его дочери, — с некоторым вызовом сказал он.

— Граф Анджей Гольшанский… Мои предки в родстве с князьями Гольшанскими, но их род пресекся, кажется, в шестнадцатом веке.

— То старшая ветвь. В родстве, говорите?