Крейцнах

После успешного окончания румынского похода и наступившего вслед за тем прояснения положения на востоке, центр тяжести предстоящей деятельности должен был быть сосредоточен на западе. Там во всяком случае надо было ожидать раннего начала боев в предстоящем году. Мы хотели быть вблизи поля сражения. Имея главную квартиру на западе, мы получали возможность легко и с меньшей потерей времени непосредственно сноситься с высшим командованием частями и армией. К этому еще следует прибавить, что король Карл желал быть вблизи от политического управления своей страны и в то же время не хотел отказаться от непосредственного общения со своим генеральным штабом. Высшее командование королевской армии поэтому перекочевало в начале 1917 г. в Баден, около Вены. Таким образом, для Его Величества нашего императора и для высшего командования армией не было уже никакого основания оставаться в Плессе. Мы перенесли в феврале нашу главную квартиру в Крейцнах. На прощание мне особенно хотелось выразить благодарность тамошнему принцу и его чиновникам за большую гостеприимность, оказанную ими нашим официальным органам и нам как частным лицам. Я сам, кроме того, с благодарностью вспоминаю о прекрасных поездках в редкие свободные вечера в окрестности Плесса и соседнего Нейдека. Места, в которые мы перешли теперь, в воспоминании моем были связаны с моей прежней деятельностью в качестве начальника генерального штаба в Рейнской провинции. С самим городком Крейцнахом я познакомился также в то время. Его жители спешили теперь один перед другим оказать нам трогательную любезность. Она выражалась между прочим в том, что наши помещения и наша общая столовая ежедневно руками молодых дам украшались свежими цветами.

Незадолго до нашего отъезда из Плесса генерал фон Конрад оставил свой пост австро-венгерского главнокомандующего, чтобы принять на себя высшее командование на южно-тирольском фронте. Причина его отставки осталась мне неизвестной. Я искал ее в личных отношениях, так как других причин, по-моему, не было. У меня к нему сохранилось верное дружеское чувство. Его преемником был назначен генерал фон Арц. Это прекрасная голова, со здоровыми взглядами, прекрасный солдат и, подобно своему предшественнику, ценный боевой товарищ. Он смотрел в корень вещей и презирал внешность. Я думаю, что оба мы были чужды политике. Генерал фон Арц, по моему мнению, с удивительной выдержкой достиг всего, чего можно было достичь в тех затруднительных для Дунайской монархии условиях, о которых я уже упоминал. Он не закрывал глаза на трудности своей задачи. Напротив, надо признать, что он мужественно принялся за ее выполнение. Для меня лично пребывание в Крейцнахе в начале октября совпало со днем моего 70-летия. Его Величество, мой император, царь и господин, оказал мне большую милость и первый в этот день лично выразил мне свои пожелания в моем доме. Для меня это было самым лучшим в этот день. На пути к нашему служебному помещению в лучах осеннего солнца меня приветствовало крейцнахское юношество. При входе в общие рабочие комнаты меня ожидали мои сотрудники, в прилегающем саду стояли представители города и окрестностей, молодые солдаты, раненые и больные, лечащиеся в этом курорте, рядом с ними старые ветераны, боевые товарищи прошлых времен. Конец дня принес маленькое военное интермеццо. По неизвестной мне причине распространился слух о возможности в этот день большого нападения вражеских аэропланов на нашу главную квартиру. Возможно также, что тот или иной летательный аппарат неприятеля, как это часто бывает, и в этот вечер просто летел от линии Саар к Рейну и обратно. Нет ничего удивительного, что фантазия работала напряженнее обыкновенного. Словом, в полночь наши орудия открыли сильный и длительный огонь. Благодаря сильному огню, быстро израсходовались снаряды, и я спокойно мог заснуть с мыслью, что меня больше не потревожат. Во время доклада на следующий день государь показал мне большую чашку, наполненную осколками немецких снарядов, собранных в саду его квартиры. Таким образом, мы все же подвергались некоторой опасности. Часть жителей Крейцнаха, однако считала ночную стрельбу военным заключением празднования дня моего рождения.

Наступление неприятеля в первой половине 1917 г. на западе

С большим напряжением мы ждали начала общего наступления неприятеля на западе. Стратегически мы подготовились к нему перегруппировкой наших сил и во время зимы приняли все тактические меры для того, чтобы отразить это величайшее наступление противника. Перед нами все же стоял тяжелый вопрос, будет ли в состоянии наша армия провести в жизнь эти меры. Конечно, военный материал теперешнего времени нельзя было сравнить с тем, которым мы располагали в 1914 и 1915 гг. и даже в начале 1916 г. Многие воины покоились на наших кладбищах, многие, больные и искалеченные, были препровождены на родину. Правда, и теперь ядро наших солдат с 1914 г. было налицо, и к ним примыкали молодые, одушевленные желанием жертвовать собою силы. Но не в них сила армии. И сила, и воля должны пройти школу и руководствоваться опытом. Армия с таким нравственным и духовным богатством, с таким огромным историческим наследием, как немецкая армия в 1914 г., по своей внутренней ценности может перенести несколько лет войны, если родина будет пополнять ее притоком свежих физических и нравственных сил. Но общая ценность должна и будет понижаться вследствие естественного хода вещей даже, если по отношению к врагу, также долго стоящему на поле битвы, понижение ценности и не будет заметно. Наш новый способ обороны предъявлял большие требования к моральной силе войска. Он нарушал тесную внешнюю связь обороны и тем самым усиливал самостоятельность самых маленьких частей. Я говорю без преувеличения, что при создавшихся обстоятельствах переходом к новым способам обороны мы оказывали большое доверие душевным и нравственным силам нашей армии и даже всем ее частям. Ближайшее будущее должно было показать, оправдается ли это доверие.

Первая гроза на западе разразилась в начале весны. 9 апреля английское нападение на Аррас дает толчок большому весеннему наступлению неприятеля. Наша оборона явно не выдерживает. Наступает тяжелый кризис. Одно из тех положений, когда все не ладится.

«Надо избегать кризисов», — говорит профан. Солдат может ему только ответить: «Тогда лучше заранее отказаться от войны, потому что кризисы неизбежны. Они просто в природе войны. Не избегать кризисов, а превозмогать их — вот задача военного искусства. Кто отступает перед одной угрозой кризисов, тот связывает себя по рукам, становится игрушкой в руках более смелого противника и очень скоро погибает в одном из кризисов». Я этим вовсе не хочу сказать, что кризиса 9 апреля нельзя было избегнуть. Во всяком случае он не принял бы таких размеров, если бы вовремя подоспели резервы. Вечерний доклад 9 апреля рисует очень мрачную картину, здесь много тени, мало света. Но и в таких случаях нужно искать его. Один луч чуть брезжит в неопределенных еще контурах. Англичанин, казалось, не смог в полной мере использовать достигнутый успех. Это — счастье для нас, как бывало и раньше. После доклада я пожимаю руку моему главному генерал-квартирмейстеру, со словами: «Ничего, нам с вами приходилось переживать и более тяжелое. Моя вера непоколебима». Я знал, что новые войска идут на поле битвы, прибывают целые поезда. Кризис будет изжит. Во мне самом, по крайней мере, он уже был разрешен. Битва, однако, продолжалась.

В роковой день, 7 июня, поднимается минированная почва под линией обороны, и главная опора ее рушится под падающей массой земли, английская атака повергает последние остатки немецкой обороны. Судорожные попытки спасти наше положение контратакой разбиваются перед убийственным артиллерийским огнем неприятеля. Но все же удается остановить противника от окончательного прорыва наших линий. Наши потери людьми и орудиями очень тяжелы. Общий результат большого наступления неприятеля на западе был, по моему мнению, для нас удовлетворительным. Разбиты мы не были нигде. Мы даже отразили серьезную опасность. Нигде врагу не удалось достичь большего, чем завоевание небольших участков земли, не говоря уже о том, что он нигде не мог перейти к свободным операциям. Результаты этих наших достижений на западе и на этот раз должны были сказаться на других фронтах.

На восточном фронте

Раньше, чем французы и англичане начали общее наступление на западе, дрогнул русский фронт. Под влиянием тяжелых ударов, которые мы наносили ему, начал расшатываться весь строй русского государства. Как кошмар, давил тяжелый русский колосс весь европейский и азиатский мир.

Теперь последний стал расправлять и вытягивать свои члены. Сквозь образовавшиеся глубокие трещины пробился огонь политических страстей, пришли в движение дьявольские грубые силы. Царизм падает. Найдется ли такая власть, которая заставила бы политические страсти смолкнуть под ледяным дыханием сибирских тюрем? В России революция. Как часто нам предсказывали приближение этого события действительные или мнимые знатоки этой страны. Я уже потерял веру в нее. И когда она наступила, вовсе не почувствовал ни удовлетворения, ни облегчения.

Я спрашивал себя: было ли свержение царя победой мирных или воинственных стремлений? Действовали ли могильщики царизма только с тем расчетом, чтоб с падением последнего носителя короны осуществить известные нам стремления к миру высших русских кругов и широких масс? Пока поведение русского войска не давало ясного ответа на этот вопрос, наше положение по отношению к России оставалось неопределенным. Русское государство было, несомненно, охвачено процессом разложения. Если скоро не установится диктатура, равная по силе только что свергнутой власти, то разложение пойдет дальше, хотя, может быть, и медленнее, чем шло бы в другой стране. Наш план с самого начала состоял в том, чтобы не мешать событиям. Мы должны были быть только на чеку, чтобы они не нарушили и даже, пожалуй, не разрушили наших планов. В этом отношении очень поучителен урок канонады Вальми, которая более ста лет тому назад снова спаяла разрозненные французские народные силы. Правда, Россия 1917 года не располагала уже теми нетронутыми человеческими резервами, какие были в тогдашней Франции. Лучшие и наиболее пригодные силы самодержавного царства стояли на фронте или покоились в братских могилах вдоль наших линий.

Для меня лично очень важно было то вынужденное выжидание, которого мне приходилось держаться благодаря начавшемуся в России разложению. Раз я по политическим соображениям не могу начинать наступления на восточном фронте, то мое чувство солдата толкает меня к наступлению на западе. Я думал о задержке английского наступления на Аррас, о тяжелом поражении Франции между Суассоном и Реймсом. Что может быть лучше мысли перебросить все годные боевые части с востока на запад и начать там наступление? Америка еще не готова. Пусть же она придет после того, как силы французов будут сломлены и будет уже слишком поздно. Серьезную опасность представляет Антанта. Она всеми средствами старается помешать крушению русской силы, которое освободило бы наш восточный фронт. Россия должна выдержать по крайней мере пока американские войска не достигнут Франции, иначе военное и морское поражение последней неизбежно. И, Антанта посылает политиков, агитаторов, офицеров в Россию, чтобы поддержать расшатанный фронт. Она не забывает снабжать их деньгами, которые в некоторых местах России действуют лучше всякой политической пропаганды. Такое противодействие и на этот раз отнимает у нас перспективу победы. Русский фронт поддерживается не русской силой, а агитаторскими средствами наших врагов, которые таким образом достигают своих целей даже против воли русской массы. Не лучше ли было бы нам сразу напасть, как только обнаружилась первая брешь в русском здании? Не лишили ли нас политические соображения прекрасных плодов бывших до сих пор успехов? Наше положение на восточном фронте становится все более и более похожим на перемирие, хотя и без письменного договора. Русская пехота постепенно заявляет почти всюду, что она больше сражаться не будет. Но она все же по своей тупости остается в окопах. В тех местах, где взаимные отношения принимают слишком явную форму дружественных отношений, от времени до времени постреливает артиллерия, которая еще подчиняется командирам.

Влияние агитаторов Антанты и офицеров еще сильно в русских батареях. Русский пехотинец, правда, ругает эту помеху к перемирию и радуется, когда наши гранаты разрываются в русских артиллерийских позициях. Но это положение сохраняется в продолжение месяцев. Русское нежелание воевать всего яснее проявляется на северном фланге. К югу оно уменьшается. Румыны, очевидно, не затронуты этим. С мая обнаруживается и на севере, что командование снова берет бразды правления в свои руки. Братанье между окопами постепенно прекращается. Скоро не остается сомнений, что в тылу русского фронта делают все для восстановления дисциплины. Так, хотя и частично, восстанавливается способность русского войска к противодействию и даже к наступлению. Россия начинает большое наступление при Керенском. Почему Керенский, а не Брусилов? Потоки народной крови, которые были пролиты в 1916 году в Галиции и на Волыни, свергли последнего с высокого поста, подобно тому, как это случилось позже с Нивеллем во Франции. И в многолюдной России, очевидно, стали ощущаться массовые жертвы. В великой книге грехов войны открыта страница, на которой начертаны русские потери, но число их неясно. Пять или восемь миллионов? Мы знаем только, что иногда в боях с русскими должны были удалять от наших окопов горы вражеских трупов, чтобы очистить поле сражения для новых наступающих сил. Пусть фантазия определит на этом основании цифру потерь, правильный расчет здесь невозможен. Трудно сказать, решился ли Керенский на наступление по собственному побуждению или к этому принудила его Антанта. Во всяком случае Антанта была очень заинтересована в том, чтобы Россия снова предприняла наступление. На западе она до сих пор напрасно пожертвовала доброй половиной своих сил — и даже, пожалуй, больше, чем половиной. Ей придется отдать остальную, если помощь Америки запоздает. В это же время подводная борьба подрывает жизненный нерв нашего непримиримого противника, и еще вопрос, сможет ли Америка доставить транспорты в будущем году. Немецкие войска, следовательно, должны быть задержаны на востоке, а для этого Керенский должен пустить последние силы России в наступление. Смелая игра — и еще более смелая для России. Но расчет совершенно правильный: в самом деле, если ход удастся, то не только Антанта будет спасена, но и в России может быть создана и удержана диктатура, иначе Россия погибнет в хаосе.

Перспективы для наступления Керенского против немецкого фронта и теперь едва ли лучше, чем прежде. Хотя и переведены на запад хорошие немецкие дивизионы, но и оставшихся достаточно, чтобы выдержать русский удар. Этот натиск не будет длительным штурмом, как в 1917 году. Для этого у противника нет сил. Многочисленные русские проповедники свободы проходят, грабя, в тылу армии или направляются на родину. И хорошие элементы покидают фронт, озабоченные, ввиду угрожающей внутренней политической катастрофы, участью своих близких и своего имущества.

Очень серьезным является положение на австро-венгерском фронте. Можно опасаться, что там и теперь, как в 1916 году, русский натиск будет направлен на слабые места. Более чем вероятно, что Керенский осведомлен об них так же, как и мы. Уже весной один представитель союзных сил нарисовал нам очень серьезную картину тамошних условий. Его общее впечатление, что «большинство австрийско-славянских войск теперь окажет еще меньше сопротивления, чем в 1916 году», потому что они, как и русские войска, подверглись политическому разложению.

Те же сведения перебежчиков были положены в основу и военного плана Керенского, а именно: местные наступления против немцев, чтобы связать их, массовый удар против австрийцев. Так и случилось.

У Риги, Двинска и Сморгони русские нападают на немецкие позиции и отбрасываются немцами. Стена в Галиции не колеблется только там, где австро-венгерские войска соединены с немецкими. Наоборот, австро-славянская стена у Станиславова падает при первом наступлении Керенского. Но войска Керенского — это не войска Брусилова. Только год прошел со времени последнего наступления, но это был год тяжелых потерь и глубокого разложения русской армии. Поэтому русское наступление у Станиславова, несмотря на благоприятные перспективы, удается не вполне.

Наш контрудар на востоке