Маккинрой поставил на стол несколько бутылок с разными этикетками.
— Думаю, месье Боднар, я вас достаточно успокоил этой новостью.
— Еще бы, — большими глотками осушая бутылку, молвил француз.
— Хотелось бы услышать ваш рассказ о монахе.
— О-о, сеньор Маккинрой, здесь простыми словами не отделаешься.
Около них такая аура многозначительности и недосказанности, что только детективные романы строчить.
Американец больше не перебивал француза, понимая состояние восхищенности собеседника.
— Ничего не знаю, но то, что знаю, звучит так. Пока я вышел на монаха, в четырнадцатой каюте бесследно пропали пятеро боевиков немцев. Поймите мое состояние. Я, имея почти всю информацию на корабле, с первых дней сталкиваюсь с непонятным, необъяснимым, загадочным. Исчезли пятеро и никаких следов. Зашевелились наци. Каюту вскрыли, людей нет. Документов тоже нет. Только растертая кровь на полу. У всех испуганные глаза. Ни спросить-ни ответить. Работаем вместе с сотрудниками службы безопасности фирмы, которой принадлежит сей лайнер. После, пока я все еще планирую и рассчитываю, как с Русом организовать полноценную сохранность раненого, двое полицейских из «эскадрона» также неизвестным образом исчезают в своих каютах. Никто ничего не видел, не слышал. Но кровь на полу осталась. Теперь после этого случая, кроме монаха, подозревать в принципе было некого. Внешне я успокоился. Но потом начал подумывать, что кто-то пятый на судне.
Что интересно: детективы службы охраны корабля и меня, комиссара, начинают подозревать и опрашивать. Но здесь у меня дипломатичнее получилось, и нить следствия в свои руки взял я. Но прошла ночь: от ядовитых стрел погибают двое телохранителей одной молодой филиппинки, китайки по происхождению. Красавица писаная. И строптивая, дальше некуда, резкая, гордая. Слов нет-женщина редкой породы. Трупы ее людей обнаружены прямо под лестницей на палубе люкс. Еще теплые, трепещущиеся в предсмертных конвульсиях. Но на этой палубе раненый монах. Не могу понять: что может быть общего между охраной китаянки и далекими от общений с людьми аскетами. Но сейчас понятно, что и Рус, имея также какую-то свою информацию, не дремлет и планово избавляется от возможных противников. Мадам в страшной истерике. Обстановка на палубах судна скрытно и постепенно накаляется. Больших усилий стоит сохранить известность происшедшего только между небольшим кругом служащих на корабле. Все конфликтующие группировки напряжены и готовы каждую секунду сорваться. Никто ничего не знает, не подозревает, но все всего боятся, насторожены и готовы к драке в любую минуту. Тут мне и приходит в голову, пользуясь нагнетаемой ситуацией, натравить полицейских на боевиков наци. Идея получилась, но немного раньше, чем я планировал, и немного не так, как я предполагал. Опять же из лучших и логических убеждений предупредил нашего брата монаха Руса. Как и должно быть в таких случаях, когда все идет на авось, события выходят из-под контроля и дальнейшие действия принимают массово-кровавый оборот. Погибают еще шестеро полицейских. Только трое из всей группы по вероятной случайности остались в живых. Тринадцать боевиков отправились гурьбой на тот свет. И неизвестно, сколько из них ранено.
Хорошо, что Рус сразу вернулся в каюту и предупредил меня. Мы быстро снесли трупы в морг, вымыли ресторан, сменили мебель, драпировку стен, зеркала. Короче, сумели сохранить пассажиров в неведении того, что случилось на лайнере. В ином случае паника могла подняться такая, что судно от страха перевернули бы ошалевшие пассажиры. И тут, я уже могу с полным основанием утверждать, не обошлось без ловкого содействия монаха. Такие потери… В Африке я уговорил его сразу после переливания крови Сен Ю мчаться в Порт-Элизабет. Он охотно согласился.
Но на развилке перед городом попрощался со мной. По моим сведениям ни на один из кораблей или самолетов в городе ни он, ни его брат-монах билеты не приобретали. Он опять увел нить логики в сторону.
— Спасибо, месье Боднар, кратко, внятно, полезно. Кое-что я могу дополнить: Рус не поехал в Элизабет. Он свернул на Дурбан. Видите, до конца он никому не доверяет.
— И знаете, что интересно: в разговоре он никогда не отрицал моих предложений. Вроде бы как соглашался, но потом… я, как всегда оставался в несведущих. — Но вы согласитесь, месье, он всегда верил в той степени, в какой позволяла обстановка. Он всю жизнь в напряжении.
Не хочет лишний раз подозревать тех, кто ему помог. От Дурбана до Бомбея, как мне известно никаких происшествий с ними не случилось, кроме как от подвыпивших джентльменов, слишком рьяно пристававших к девушке. На некоторое время он оторвался от преследователей Динстона.
— Неужели монахи уже в Индии?
— Да, комиссар. Но сейчас меня интересует, как он отреагировал на ваши слова обо мне.
— Вы знаете, — француз наморщил лоб, — словами ничего не сказал. Но по глазам понял, что предупреждений к вам не имеет.
— Что ж, это уже хорошо. И у вас все лучшим образом сложилось.
Проблемы исчезли. «Эскадрон» понес очень чувствительные потери, и первое время они будут находиться в прострации. А дальше, если они засуетятся, дайте мне знать. Наш общий приятель, майор Рэй заставит их работать на конституцию.
Уже, позже, в машине, комиссар с некоторой профессиональной завистью подумал: "Мистер Маккинрой в курсе всех дел и в Южной Америке, и в Африке и вот сейчас в Индии. Вот контора: все знает и все вовремя делает".