Сэр Маккинрой через своего доверенного агента пригласил месье Боднара в посольство. Это в какой-то степени успокоило все еще настороженного француза, но все же он счел своим долгом тактично спросить:
— Господин Маккинрой, у меня сохраняются опасения насчет своей жизни и хотелось бы, чтобы вы прояснили мне ситуацию с моим будущим.
Эксперт хоть и был как всегда задумчиво спокоен, но легкая ироническая улыбка коснулась его лица после вопроса комиссара. Это конечно путало месье и давало пищу для различных умозаключений. Но эксперт, не торопясь, давая всякий повод для размышлений, успокаивал полицейского.
— Сеньор Боднар, ваша главная неприятность, о которой, я думаю, вы более печетесь, самоустранилась.
— Какая? — не догадываясь, на что намекает американец, воскликнул француз.
— Та, что вы считаете для себя самой опасной. Она приказала долго жить.
— Кто приказал? — как одураченный, все еще не врубаясь в подтекст эксперта, глупо таращился комиссар.
— Ну, я не мог слышать его последних слов. В газетах на первых полосах сообщено, что полицейского нашли с семью пулями в голове. Хотя экспертиза установила, что первая была достаточно смертельной.
— Я что-то не могу вас понять, сэр, — ни о чем не догадываясь переспрашивал месье.
— Я тоже ничего не понимаю. Но сеньора капитана уже со всеми полагающимися ему почестями похоронили.
— Луис? — начал о чем-то догадываться комиссар.
— Да, месье, сеньора капитана Луиса нашли мертвым.
— А кому он был нужен? — как дотошный репортер, ведущий частное расследование, почему-то начал расспрашивать Боднар.
— На этот счет ничего не могу сказать. Идет следствие, и пока еще никаких ниточек в деле не задействовано. Я лично было договорился о переводе капитана в северные провинции для продолжения службы. Но тут такая новость, что моих усилий не понадобилось для обеспечения спокойствия в вашей дальнейшей службе.
— Вот это новость. Вот это да, — начал потихоньку приходить в себя комиссар. — Никак не ожидал.
— А кто ожидал? Все очень неожиданно и загадочно.
Наконец и француз понял, что его немного разыграли, и он в излишних эмоциях, как мальчик, совсем не к месту спрашивал то, о чем ему напрямую никогда не скажут. Он сконфуженно махнул рукой, показывая, что одурачен немного.
— Сэр, не могли сразу по-простому сказать. А то я совсем запутался, кто для меня неприятность. Слишком много их у меня.
— Ну, я думал, что после круиза у вас имеется только одна неприятность. Поделитесь ими, и мы вместе подумаем. Какой сок предпочитаете, месье сеньор?
— А-ай, любой, — спокойно и уже удовлетворенно протянул француз. — Лишь бы холодный и не кислый.