Но, не говоря уже о необходимости физической работы для здоровья вообще, все мы знаем, как благотворно действует моцион на перистальтические движения желудка.
2. До сих пор мы рассматривали физические упражнения только со стороны их влияния на функции питания. И с точки зрения воспитания воли это самая существенная их сторона, так как воля и внимание находятся в тесной зависимости от здорового состояния организма. Но физические упражнения воздействуют на волю и более прямым путем. В движениях мышц выражаются первые робкие попытки проявления воли у ребенка. Нужно несколько лет упражнения, чтобы ребенок научился свободно управлять своими движениями, и за эти долгие годы учения дисциплинируются его воля и внимание. Кому не приходилось испытывать на себе, что в минуты апатии даже для взрослого человека самое ничтожное проявление воли, какое нужно, например, чтобы заставить себя сделать движение, подняться с места, выйти на улицу и т.п., — требует большого усилия и достается с трудом? Можно ли после этого сомневаться, что физическая деятельность или, точнее сказать, живые, отчетливые движения (ибо ходьба, которая очень скоро становится автоматической, не имеет никакого значения в этом смысле) представляют превосходное упражнение для воли и внимания? Это до такой степени верно, что невропатам, совершенно неспособным к усилию внимания, предписывается физическая работа. Усилие подразумевает волю, а воля, как и все наши способности, развивается путем упражнения, т.е. повторения усилий. Кроме того, физический труд, как только он начинает утомлять, становится страданием, а заставить себя не поддаваться страданию, это высшая форма проявления воли.
Итак, физическое упражнение, не говоря уже о косвенном его влиянии, воздействует на волю и непосредственным образом и в этом смысле может быть названо начальной школой воли.
Нужно ли прибавлять, что оно влияет и на ум? Это влияние несомненно. Физическая лень оказывает гибельное действие на умственные способности: впечатления почти не возобновляются, человеком овладевает скука и недовольство; ему ничего не хочется; он сидит в своей комнате угрюмый и апатичный. И единственная причина такого состояния, которое, наверное, каждый из нас испытал на себе, — физическая неподвижность, отсутствие внешних возбуждений и — как естественное последствие — вялость и неповоротливость мысли. Какой резкий контраст представляет это грустное состояние с тою ясностью мысли, с тою живостью и богатством впечатлений, какими наслаждается человек, когда он размышляет, гуляя на чистом воздухе по полям и лугам!
Итак, не подлежит никакому сомнению, что влияние физических упражнений на умственные способности очень велико.
3. Но, понимая все благотворное влияние физических упражнений, студент должен относиться критически к тем ложным воззрениям, которые так распространены у нас в обществе по этому вопросу. У нас часто смешивают две совершенно разные вещи: здоровье и физическую силу. Крепкое здоровье обусловливается энергичной и правильной деятельностью дыхательных и пищеварительных органов. Быть здоровым — значит, с одной стороны, хорошо переваривать пищу, свободно дышать и иметь деятельное и правильное кровообращение, с другой — легко приноравливаться к переменам температуры. А все эти качества не имеют никакой причинной связи с физической силой. Ярмарочный силач может быть очень болезненным человеком, а какой-нибудь кабинетный ученый, не выдающийся своей физической силой, может обладать железным здоровьем. Атлетическая сила мускулов ни в каком случае не должна составлять цели наших стремлений. Атлетическая сила развивается только усиленным упражнением, а усиленное упражнение несомненно истощает, не говоря уже о том, что оно нарушает правильную деятельность дыхательных органов и вызывает сильные приливы крови к шее и голове. Усиленная физическая работа не может идти рука об руку с усиленным умственным трудом. Кроме того, утомление после физической работы предрасполагает к простуде, представляющей такое обыкновенное явление у крестьян и жителей гор.
Усиленные физические упражнения могут быть полезны только при усиленном питании, как средство израсходовать излишек запасов, скопившихся в крови. Но человек, занимающийся умственным трудом и усиленно напрягающий внимание, тратит на свою работу не меньше, если не больше материалов, чем крестьянин, который пашет землю. Таким образом, студента, действительно достойного этого имени, ни в каком случае нельзя приравнять к чиновнику, который просиживает целые дни за конторкой над своей механической, однообразной работой, так же мало упражняя свой ум, как и тело. Чем больше человек работает умом, тем меньше он нуждается в усиленных физических упражнениях, единственное назначение которых, как мы уже сказали, — уничтожать излишек накопившихся запасов.
У нас во Франции принято восхищаться английской системой воспитания, которая готовит из юношей атлетов. Мы поем панегирики этой системе, не отдавая себе хорошенько отчета, — за что, с тем полным отсутствием научных критических приемов, которым характеризуется общественное мнение наших времен. Мы млеем от восторга перед аристократическими английскими школами, где содержание пансионера обходится до 5000 франков в год и где воспитываются богатые сынки английских лордов, посещающие университеты в качестве дилетантов: мы не хотим понять, что то ничтожное меньшинство англичан не превышает численностью той горсточки людей, к которой сводится и у нас весь класс спортсменов. Курьезная вещь: мы, французы, восхищаемся преобладанием физического элемента в английских школах, т.е. именно тем, на что развитые англичане смотрят с грустью. Вильки Коллинз в своем предисловии к роману «Муж и жена», написанном в 1871 году, утверждает, что в английском обществе заметно развиваются грубость нравов и зверские инстинкты, и главная причина этого прискорбного факта — злоупотребление физическими упражнениями, прибавляет автор. Матью Арнольд, которого никто не заподозрит в пристрастии, с завистью говорит о французской системе воспитания. Характерная черта варваров и филистеров, говорит он, это то, что варвары ценят только почести и вообще все, что удовлетворяет чувство тщеславия, и любят физические упражнения, всякого рода спорт и шумные удовольствия, а филистеры — лихорадочную суетливость торгового дела, наживу, комфорт и кумовство. И, по мнению Арнольда, английское воспитание приводит к увеличению числа филистеров и варваров. Он делает справедливое замечание, что «настоящие работники мысли не менее нравственны, чем настоящие атлеты»; он мог бы прибавить, что греческие гимназии, где физические упражнения были в большой чести, опозорили себя противоестественным пороком, который был там в большом ходу. Да, наконец, каждый, кто занимается умственным трудом, может обратиться к своему личному опыту. Наличный запас человеческих сил нельзя разместить в две отдельные, наглухо перегороженные между собой клеточки с ярлычками — на одной: «физические», а на другой: «умственные силы». Весь излишек сил, который тратится на усиленную физическую работу, отнимается от умственного труда. Пусть идиоты, не способные связать двух мыслей, наедаются до отвала, наливаются крепкими напитками и затем тратят на утомительные манипуляции тот излишек запасов, который оставляет им работа пищеварения; пусть любуются на здоровье своими атлетическими мускулами — в этом мы не видим беды. Но рекомендовать такую жизнь нашим будущим врачам, адвокатам, ученым, литераторам — это нонсенс. Великие победы человечества давно уже одерживаются не силой мускулов, а силой великих открытий, высокочеловечных чувств и плодотворных идей, и каждый здравомыслящий человек отдаст мускулатуру пятисот землекопов и ни на что не нужные мускулы всех спортсменов в придачу за могучий ум Пастера, Ампера или Малебранша. К тому же человек — сколько бы он себя ни тренировал — все равно не перегонит на бегу лошадь и даже собаку, и никакой ярмарочный Геркулес не поборет гориллу. Превосходство человека не в силе мускулов: лучшим доказательством этому может служить тот факт, что человек приручил самых сильных животных и держит в клетках тигров и львов на потеху детям, посещающим общественные сады.
Кроме того, все мы знаем, что значение физической силы с каждым днем уменьшается, ибо ум человеческий заменяет ее несравненно более могущественной силой машин. С другой стороны, известно, что чем дальше, тем больше умственный труд порабощает физический и что люди, вся сила которых в их мускулах, постепенно и сами спускаются до роли машин: эти люди — послушное орудие в руках тех, кто работает головой: предприниматель, не работая сам, распоряжается рабочими, а предпринимателями, в свою очередь, распоряжается инженер, который не имеет понятия о том, что такое мозоли на руках.
Итак, все это ратоборство за английскую систему воспитания, задающееся целью сделать из нашей молодежи, в ущерб ее умственному развитию, каких-то атлетов, борцов без чувства и мысли, не имеет ни малейшего смысла. В основании его лежит грубое заблуждение, смешивающее здоровье с физической силой. В самом деле: можно ли колебаться, кому отдать предпочтение — человеку с сильным умом или какому-нибудь силачу-боксеру? Не будем же принимать за прогрессивное явление эти нелепые поползновения превратить нас в животных. Уж если брать крайности, то я лично всегда бы предпочел средневековые школы, давшие нам Св. Фому Аквинскаго, Монтеня и Рабле, этим школам будущего, которые будут давать нам победителей на шлюпочных гонках.
Да и, говоря откровенно, если бы этим петушиным боям не придавало ценности глупое тщеславие, (я не знаю, как иначе назвать чувство человека, вменяющего себе в заслугу такие качества, в которых его превосходят многие животные), то никто и не подумал бы подвергать себя той утомительной процедуре тренирования, какой требует, например, подготовка к шлюпочной гонке. Нет, не грубую рутинерку-Англию должны мы в этом случае брать за образец, а Швецию, где усиленные физические упражнения, как вредные во всех отношениях, совершенно изгнаны как из школ, так и из домашнего воспитания.
Цель шведской системы — воспитать здоровую, крепкую молодежь; там поняли, что злоупотребление физическими упражнениями приводит к истощению вернее, чем даже усиленный умственный труд.
Из вышеизложенного следует, что в выборе физических упражнений учащаяся молодежь должна руководствоваться одним безусловно обязательным правилом: физическое упражнение полезно только тогда, когда оно не расслабляет и даже не доводит до чрезмерного утомления.
4. Но если большинство так неправильно смотрит на значение физических упражнений, то не менее вредные заблуждения распространены в обществе и относительно умственного труда. Как мы уже видели, сидячая жизнь, во мнении большинства, является необходимым условием умственного труда. Слова: «головная работа», «умственный труд» вызывают в воображении фигуру сидячего человека, который или размышляет, подперев голову обеими руками, или пишет, прижавшись грудью к столу. Такое представление совершенно неверно. Правда, подготовительная, черновая работа, которой требует всякий умственный труд, может быть выполнена не иначе, как за письменным столом. Чтобы переводить, надо иметь под рукой грамматику и словарь; чтобы читать с полным вниманием, т.е. чтобы прочитанное оставалось в памяти, надо делать заметки, заносить на бумагу те мысли, которые возбуждает в нас чтение; но раз мы покончили с этим подготовительным трудом, вся остальная работа — работа памяти — не только может быть выполнена с успехом, но даже много выиграет, если мы будем делать ее под открытым небом, где-нибудь за городом или в общественном саду. Да и помимо работы памяти в узком смысле, и работа мысли (построение общего плана, распределение материалов) идет гораздо успешнее во время прогулки на чистом воздухе. Я, по крайней мере, могу сказать о себе, что все оригинальные идеи, на какие мне посчастливилось напасть в течение моей жизни, родились у меня во время прогулок. Средиземное море, Альпы и лотарингские леса составляют основной фон всех моих новых концепций. И если правда то, что говорит в своем «Воспитании» Герберт Спенсер, которого, кажется, нельзя заподозрить в лености, что «не так важно приобретение познаний, как их организация», и что «для организации знаний необходимы два условия: время и самостоятельная работа мысли», то я утверждаю, что нигде эта работа организации не бывает так энергична, как на лоне природы.
Движение на чистом воздухе ускоряет кровообращение, организм получает больше кислорода, и, благодаря этому мысль приобретает такую энергию и самостоятельность, каких она редко достигает при сидячей работе. Милль говорит в своих «Мемуарах», что большую часть своей «Логики» он составил на ходу между своей квартирой и конторой ост-индской компании, —лучшее доказательство, что самая плодотворная умственная работа может быть в значительной мере выполняема под открытым небом, при полном сиянии солнца.
5. Теперь, когда мы покончили с вопросом о физической работе, нам остается сказать несколько слов об отдыхе. Отдых не есть праздность. Более того, праздность и отдых — вещи несовместимые. Отдых только тогда и возможен, когда ему предшествовал труд, вызвавший если не утомление, то по крайней мере потребность в восстановлении сил. Ленивый не знает, что такое сладость заслуженного отдыха, ибо если, как говорит Паскаль, холод хорош тем, что, озябнув, приятно согреться, то труд хорош тем, что, потрудившись, приятно отдохнуть. Отдых без труда, который делает его необходимым, — это праздность с ее томительной, невыносимой скукой. Мы можем сказать вместе с Рёскином: завиден отдых верблюда, когда он лежит, запыхавшись после ходьбы, на своем гранитном ложе, но не отдых быка, пережевывающего в хлеву свою жвачку.
Самая совершенная форма отдыха — сон. Когда сон глубок и покоен, восстановление сил бывает полное. Проснувшись после такого сна, человек испытывает в себе запас энергии для дневного труда. К несчастью, вопрос о сне — один из тех вопросов, в обсуждение которых вкралось особенно много ложных идей. Со свойственной им страстью к узкой регламентации и с авторитетностью, тем более смешной, что вся их наука есть не что иное, как сборник эмпирических законов, гигиенисты ограничивают время сна шестью, семью часами в сутки. Единственное в этом случае приложимое на практике общее правило — это не придерживаться никаких определенных правил относительно количества часов сна, а ложиться не слишком поздно и, проснувшись, сейчас же подыматься с постели.
Мы говорим: ложиться не слишком поздно, потому что работать до полуночи безусловно вредно. Известно, что около четырех часов вечера температура крови начинает понижаться, и к ночи накопление в крови неусвояемых материалов возрастает. Умственное усилие не может быть энергичным в такие часы, и если нам кажется, что по вечерам работается лучше, чем днем, то я сильно подозреваю, не объясняется ли это тем, что притупившийся ум довольствуется посредственной работой, принимая ее за работу лучшего качества.
Кроме того, умственное напряжение в поздние часы дня возбуждает нервы и вызывает волнение, вследствие чего сон бывает недостаточно крепок и отдых неполон. Правда, это лихорадочное возбуждение разгоняет сон, и всегда можно искусственно привести себя в такое состояние, но это плохой расчет. Мозг насилуется и истощается на работу посредственного качества в ущерб работ завтрашнего дня. Вернейшим результатом такого бессмысленного нарушения законов природы является раздражительность, нервность. На вечер следует оставлять механическую работу: заметки карандашом на полях книги, отыскивание нужных цитат, выписки, справки и пр.
Работать ранним утром я тоже не считаю полезным. Во-первых, редко у кого хватает энергии подыматься изо дня в день с четырех часов утра. Тут уже нечего рассчитывать на силу воли, а надо искать какой-нибудь другой поддержки: зимой, например, когда после приятной теплоты постели приходится разом переходить в холодную атмосферу комнаты, воля бывает очень слаба. Живя в одном из центральных городов, я нанимал комнату у булочника и распорядился, чтобы рабочие, кончая работу, подымали меня с постели, несмотря на все мои протесты. Всю зиму я садился за свой письменный стол с пяти часов утра. Я втягивался в работу не сразу, но в конце концов все-таки втягивался: работа шла хорошо, приобретенные познания укладывались в памяти прочно, но весь остальной день меня клонило ко сну. Одним словом, долгим опытом я пришел к тому выводу, что приниматься за работу с рассветом, в смысле успешности дела, совсем не полезно и что гораздо лучше работать днем. Единственное преимущество такой системы состоит в том, что ни один день у вас не пропадает: каждый приносит свою долю труда, между тем как откладывая работу на свободные часы, слабохарактерный человек всегда рискует растратить свое время зря.