Вот первая причина могущества принципов. Но она не единственная и даже не самая важная. Когда мы мыслим, мы не можем влачить за собой весь громоздкий багаж представлений и образов. Каждый отдельный класс предметов мы заменяем удобными для обращения сокращенными знаками, которые у нас всегда под рукой: эти знаки — слова. Мы знаем, что стоит нам остановить на миг наше внимание на том или другом знаке, и в нашем воображении встанет соответственный образ, — точь в точь, как оживают высохшие инфузории, если на них капнуть водой. То же происходит и с нашими эмоциями. Эмоция — вещь громоздкая, тяжеловесная, с которой мысль справляется лишь с трудом; поэтому в повседневном обиходе мы заменяем эмоции словами — коротенькими, удобными для обращения знаками, обладающими в высокой степени свойством возбуждать по ассоциации обозначаемые ими чувства. Есть слова до того выразительные, что они как будто трепещут тем чувством, которое обозначают; таковы, например, слова: честь, величие души, человеческое достоинство... низость, подлость и т.п. А выраженные в сжатой форме правила или принципы — это те же слова, выразительные, сокращенные знаки, обладающие свойством возбуждать более или менее сильные и сложные чувства, которых они служат представителями в нашем сознании. Если размышление породило в нашей душе движение симпатии или отвращения, то — так как подобные движения вообще скоропреходящи — полезно всегда иметь в запасе краткую формулу, которая выражала бы данное чувство и могла бы снова вызвать его в случае надобности. Это тем более полезно, что точная формула замечательно твердо удерживается в памяти. Возникая очень легко, она приводит за собой соответственное чувство, которого служит практическим выражением: получая от него силу, она дает ему взаимно свою точность, свойство легко возбуждаться, легкость передвижения. Если, приступая к самовоспитанию, мы не запаслись точно сформулированными правилами, мы никогда не приобретем ни той эластичности, ни той широты взгляда, какие необходимы для борьбы с нашими внешними и внутренними врагами. Без точных правил битва будет происходить впотьмах, и самые блестящие наши победы останутся бесплодными.
Таким образом, точные правила поведения придают нашей воли решительность, быстроту действия, которая обеспечивает победу. Точные правила — это удобные для обращения заместители чувств, которые мы хотим в себе возбудить. И этих новых неоцененных пособников нашего самоосвобождения создает опять-таки размышление: ибо только одно размышление дает нам возможность отделять мысленно от нашего повседневного опыта те неизменные сосуществования и выводы, из которых слагается наше знание жизни, т.е. наша способность предвидеть и направлять будущее.
9. Итак, размышление возбуждает в нашей душе порывы эмоций, драгоценные для того, кто умеет ими пользоваться; кроме того размышление — наш великий освободитель, ибо оно поддерживает нас в борьбе с вихрем мыслей, чувств и страстей, беспорядочно вторгающихся в наше сознание, и дает нам возможность приостанавливать наплыв внешних впечатлений, оглядываться на себя, этакая возможность всегда оставаться самим собой служит неисчерпаемым источником счастья, ибо, вместо того чтобы пассивно, без оглядки, плыть по течению, мы можем возвращаться мыслью к нашему прошлому, переживать заново лучшие из наших воспоминаний.
Да и помимо этого: разве не приятно сознавать, чувствовать всем существом свою индивидуальность? Разве в борьбе с собой мы не испытываем чего-то похожего на удовольствие хорошего пловца, когда он борется с волнами, то отдаваясь их ласке, позволяя им нести себя и баюкать, то вызывая их на бой и пробивая себе путь под их белыми гребнями? Если победа над стихиями, сознание собственной силы в этой борьбе возбуждает в нашей душе такое глубокое чувство удовольствия, то понятно, какой животрепещущий интерес должна представлять для нас борьба нашей воли с грубыми силами эмоций. Корнель в своей трагедии изобразил в ярких красках высокое счастье, какое дает человеку власть над собой; вот почему Корнель так высоко стоит во мнении потомства. И трагедия его была бы еще человечнее, если бы борьба его героев с роковыми силами нашей животной природы была продолжительнее, если бы победа доставалась им не так легко. Как бы то ни было, Корнель дает нам высокий идеал, и, благодаря этому, они не только заняли первое место между драматургами Франции, но признается одним из величайших гениев всех наций и времен.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Что значит размышлять и как размышлять
1. Раз мы признали, что в деле самоосвобождения размышление играет такую первостепенную роль, то ясно, что прежде всего мы должны постараться узнать, как надо размышлять и какую, если можно так выразиться, материальную поддержку может оказать нам в этом случае знание законов психологии и опыт.
Повторяю: цель сосредоточенного размышления возбуждать в нашей душе могущественные движения любви или ненависти, вызывать решения, создавать правила поведения, поддерживать нас в борьбе с двойным вихрем захватывающих нас сил: с психическими состояниями внутреннего происхождения и психическими состояниями, являющимися последствием впечатлений извне.
Общее правило, которым мы должны руководствоваться, чтоб размышлять с пользой, вытекает из самой природы мышления. Мы думаем словами. Как было указано выше, для того чтобы думать, человек должен был освободиться от образов реальных предметов, ибо образы — материал тяжелый, громоздкий, неудобный для обращения. Он заменил их коротенькими знаками, которые легко удерживаются в памяти и легко передаются другому: эти знаки — слова, служащие для выражения общих понятий. Ассоциируясь с предметом, слово имеет свойство вызывать в нас представление предмета по нашему желанию, но при том условии, чтобы слово вошло в наше сознание после ознакомления нашего с предметом, или по крайней мере чтобы знакомство с предметом сопутствовало ему. К сожалению, все мы в детстве прежде заучиваем слова, а потом уже знакомимся с предметами (исключение составляют только слова, служащие для обозначения самых простых, элементарных понятий), и в большинстве случаев мы не успеваем или не имеем возможности, а может быть и энергии дополнить «пустую шелуху слова зерном» обозначаемого им предмета. Такие слова — неполные или даже совсем пустые колосья. У всех у нас без исключения хранится в памяти большой запас таких слов. Я никогда не слыхал, как ревет слон, и слово реветь по отношению к слону — для меня пустой колос. В обыкновенной речи масса таких слов. Желая, например, положить конец спору, какой-нибудь господин торжественно заявляет: «это доказано опытом», а сам не имеет ни малейшего понятия, что нужно для того, чтобы опыт имел действительную ценность. И так далее без конца. Если мы разберем слово за словом все фразы, какие мы произносим изо дня в день, нас поразит туманность наших мыслей, и мы сделаем любопытное открытие, что даже самые умные люди говорят зачастую как попугаи, т.е. произносят слова, лишенные всякого реального содержания.
Итак, размышлять — значит в некотором роде отделять зерно от соломы. Преобладающее правило в процессе размышления, это — в каждом отдельном случае заменять слова соответственными понятиями — не смутными, неопределенными представлениями, но яркими образами предметов во всех их мельчайших подробностях. Мы должны всегда стараться сделать нашу мысль определенной, конкретной. Если мы хотим, например, привести себя к решению не курить, мы должны разобрать все вредные стороны курения, не пропуская ни одной: мы не забудем даже такой мелочи, как то, что от табачного дыма чернеют зубы, не говоря уже о лишней сотне франков в год, в которую обходится нам удовольствие выкуривать по сигаре каждые после обеда. Табак притупляет ум, говорит Толстой: мы проверим на себе это наблюдение. Выбрав такой день, когда наш ум особенно хорошо настроен к работе, мы возьмем какую-нибудь философскую книгу и станем следить за тонкой аргументацией автора — сначала не куря, а затем закурим сигару и попробуем продолжать. Мы сейчас же заметим, как трудно нам будет понимать, сосредоточивать нашу мысль после сигары, и, повторив этот опыт несколько раз, мы убедимся, что табак действительно притупляет ум — его высшие способности, его острие. С другой стороны, мы примем в расчет, что курение принадлежит к числу тех, чисто физических, удовольствий, которые очень скоро перестают существовать, как удовольствие, уступая место тиранической привычке. Мы припомним все случаи, когда нам приходилось страдать от этой привычки. Таким образом всеми вышеприведенными и многими другими соображениями мы укрепим в себе решение бросить курить, — решение, принятое нами в минуту подъема энергии, когда мы вполне владели собой. Так же должны мы поступать и во всех других случаях. Желая, например, придти к решению работать, мы должны разобрать во всех подробностях неисчислимые радости, какие приносит нам труд.
В нашей борьбе с обманчивыми внушениями речи и страсти нам придется вдаваться в еще более мелкие частности анализа, старательно проверять ходячие мнения, установившиеся понятия. Читатель найдет пример такого анализа в практической части нашей книги, в нашем разборе общераспространенного мнения, что хорошо работать можно только в Париже.
Наконец, только подробный анализ, конкретное мышление, дает нам шансы безошибочно предвидеть с одной стороны те опасности, какими могут грозить нам наши страсти и лень, с другой — опасности или поддержку, каких мы можем ожидать от окружающей среды, от сближения с теми или другими людьми, от рода нашей профессии, от всевозможных случайностей и т.д.
Чтобы помочь размышлению, надо избегать шума, сосредоточиваться, читать книги, имеющие отношение к предмету нашего размышления в данное время, перечитывать свои заметки; надо наконец энергичным усилием воображения представлять себе отчетливо, точно, конкретно все подробности опасностей, которым мы подвергаемся, и преимуществ того или другого образа действий. Надо останавливаться на каждой подробности; пробежать их мельком недостаточно: надо видеть, слышать, осязать, обонять. Надо напрячь свою мысль, сделать ее интенсивной, так, чтобы представление исследуемого предмета было для нас так же реально, как самый предмет — да что я говорю: так же реально! — реальнее. Произведение истинного художника — драматическая сцена, картина природы — бывает логичнее, цельнее и, следовательно, правдивее самой действительности. Таким художником должно быть в этом случае наше воображение: наши представления должны быть яснее, логичнее, правдивее, живее действительности и, следовательно, должны на нас больше влиять.
2. Для того, чтобы размышление произвело все свое действие, существуют вспомогательные средства, безусловно действительные. Богатые, как опытом своих предшественников, так и личными наблюдениями, проходящими через постоянную проверку исповеди, духовные отцы католической церкви — эти великие руководители человеческой совести, для которых возбуждение в душе человека могущественных эмоций есть не средство, как для нас, а высшая цель, — показывают нам, как важны в психической жизни самые ничтожные мелочи. Когда присутствуешь в церкви на какой-нибудь из наших религиозных церемоний, невольно проникаешься изумлением перед глубоким знанием человеческой природы, с каким здесь предусмотрена каждая малейшая подробность. Взять хотя похоронную службу: каждый жест, все позы, пение, орган, даже цвет стекол в окнах, — все здесь подобрано с поразительной логикой, все направлено к одной цели: превратить скорбь близких умершему людей в глубокий религиозный порыв. На человека, искренно верующего, такие церемонии должны действовать потрясающим образом: чувство благоговения должно проникать в его душу до самой сокровенной ее глубины.
Но даже в католической церкви религиозные обряды, так сильно действующие на душу человека, являются лишь исключительным средством, и для возбуждения религиозного чувства духовными отцами рекомендуются известные практические приемы, весьма действительные в этом смысле. Если взять только те практические средства, к каким они советуют прибегать в уединении, не говоря уже обо всем остальном, то нельзя не изумляться их безошибочному пониманию той тесной связи, какая существует между нашей физической и нравственной природой. Св. Доминик изобретает четки, как средство оживлять мысль простым ручным занятием, чем-то вроде игры. Св. Франциск Сальский советует, особенно в минуты уныния, прибегать к внешним действиям: принимать известные позы, способные возбуждать соответственные мысли, читать, даже произносить слова вслух. Паскаль постоянно твердит: «заставляйте кланяться автомата». Даже Лейбниц («Systema theologicum») на одной мало известной странице говорит: «Я решительно не разделяю мнения людей, которые под тем предлогом, что Божество надо почитать в разуме и истине, и недостаточно принимая в расчет человеческую слабость, изгоняют из религиозного культа все, что действует на внешние чувства и возбуждает воображение... мы не можем ни сосредоточить внимание на наших мыслях, ни прочно запечатлеть их в нашем сознании, не прибегая к каким-нибудь внешним знакам... и чем выразительнее эти знаки, тем они действительнее».
Таким образом, когда мы размышляем, и если энергия, вдохновение не приходят нам на подмогу, то чтобы поддержать наше внимание, мы должны прибегать к испытанным средствам: читать подходящие для нашей цели книги, произносить слова вслух. (Последнее, как мы уже видели, представляет очень верное средство, когда мы хотим нарушить данную цепь представлений и заставить наши мысли нам повиноваться.) Чтобы направить свои представления по произволу, следует даже записывать свои мысли; короче сказать, пользоваться той властью, какую имеют над ними презентативные состояния и преимущественно те, о которых мы сейчас говорили (записываемые или произносимые вслух слова и т.п.). Такими средствами мы устраним из нашего сознания то, что всего больше мешает размышлению, — воспоминания о чувственных удовольствиях, праздную игру воображения, — и займем его тем, о чем мы хотим думать в данный момент.
Последняя неделя каникул перед началом учебного года, по нашему мнению, самое подходящее время для такого рода размышлений; таким образом их следует возобновлять каждые каникулы, т. е. три раза в год, где-нибудь в уединении — в лесу или на берегу моря, а уединяться при таких условиях всегда приятно. Такого рода уединение в высокой степени полезно. Оно закаляет волю, делает молодого человека сознательной личностью. Но и в течение учебного года, в промежутках между дневными занятиями, необходимо урывать минуты для самоуглубления. Вечером — засыпая, ночью — проснувшись, или в минуты отдыха — что может быть легче, как, не поддаваясь ничтожным мыслям, ничтожным интересам, возобновить в памяти принятые нами хорошие решения, распределить на будущее время свои занятия и свой досуг? Или по утрам, во время одевания, перед тем, как сесть за работу, — что может быть полезнее, как «заставить сызнова зазеленеть деревцо наших добрых желаний» и начертать план наших действий на предстоящий день? Привычка часто размышлять, пользоваться для этого каждой минутой приобретается очень быстро; к тому же она так богата полезными результатами, что, я уверен, молодой человек никогда не раскается, если заставит себя выполнить ряд усилий, необходимых, чтобы эта привычка обратилась у него в потребность.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Значение действия в деле воспитания воли
1. Размышление, безусловно, необходимо, но одно, без поддержки действия, оно бессильно. Размышление соединяет разбросанные душевные силы, создает желание, побуждение, но как самый сильный ветер в конце концов истощается в бесплодных порывах, если не встретит на своем пути паруса, который воспользуется его силой, чтобы двинуть вперед корабль или челнок, — так и самая могущественная эмоция умирает бесплодной, если каждый из ее порывов не капитализирует некоторой доли своей энергии в поступке. Как известная часть той работы, которую выполняет учащийся юноша, отлагается в его памяти в виде воспоминания, так и привычка к деятельности слагается из отдельных действий. В нашей психической жизни ничто не пропадает; природа человеческая — аккуратный счетовод. Самое незначительное на первый взгляд действие, если оно повторяется недели, месяцы и годы, составляет в итоге огромную цифру, которая врезывается в нашей органической памяти в форме неискоренимой привычки. Время — наш драгоценный союзник в деле самоосвобождения, — если мы не заставим его работать для нас, будет с таким же спокойным упорством работать против нас. В своем воздействии на внутреннюю жизнь человека, время постоянно прилагает — на пользу ему или во вред — главный закон психологии, — закон привычки. Всевластная, уверенная в своей победе, привычка, не спеша, неслышно, невидимо, коварно, идет все вперед да вперед, как будто сознает свою силу, как будто понимает, какое огромное значение имеет для действия повторение. Раз действие выполнено, хотя бы с трудом, во второй раз оно выполняется уже легче. С каждым разом усилие уменьшается и наконец перестает существовать. Да что я говорю: перестает существовать! То самое действие, выполнение которого было вначале тягостно, неприятно, превращается мало-помалу в потребность, так что теперь уже не выполнить его становится тяжело. Да, привычка — драгоценный союзник хорошо направленной воли. Поразительно, с какой быстротой превращает она для нас в широкую, гладкую дорогу каменистые тропинки, по которым нам бывает иногда так трудно заставить себя идти. Действуя мягким насилием, она ведет нас туда, куда мы и сами решили идти, но куда нас не пускала наша врожденная лень.