За годы мы своими разговорами оттаскивали друг друга от края в части наших болезненных утрат. Он был олицетворением директив из Большой книги для АА[38], его излечение было стойким и прочным. Он воспринимался как человек величайшей принципиальности, чей мост в нормальную жизнь оставался надежным и непоколебимым.

— Твой чертенок пытается убедить тебя, что у тебя больше нет зависимости? — спрашиваю я.

— Что-то вроде того, — говорит он и тянется за сигаретой.

— Одного стаканчика всегда мало, — говорю я. — Твой чертенок врет.

Ветеран смотрит мне в глаза и кивает.

— Ну, ты сам все это знаешь, да, Дэниел?

— Ты прав, Джон, — говорю я, вставая. — Ты прав.

Он смотрит на пару, заказывающую поздний завтрак.

— Иди, Дэниел, — говорит он. — Я хочу остаться один.

Прежде чем выйти на улицу, я с неохотой оборачиваюсь и вижу, что Джон заказывает выпивку. Он едва не падает с барного стула, ему плевать, ушел я или нет. Его сутулая поза очень похожа на ту, что была у моего отца, когда тот сидел в баре, ел арахис и смотрел всякие ток-шоу и спортивные новости по телевизору над головой. И взгляд его остекленевших глаз был грустным и одиноким.

Когда дверь за мной закрывается, я вспоминаю свой первый и единственный рецидив. Я уже двенадцать месяцев жил в трезвости и от празднования победы меня отделяла одна неделя, когда чертенок раскочегарил мое желание до небес. Победа мне была не нужна, я хотел нажраться, заняться сексом. Разрушить все то, что было достигнуто тяжелым трудом за двенадцать месяцев. А все потому, что кто-то не так посмотрел на меня. Этот взгляд обернулся поражением; я сказал себе, что всем плевать. Клары уже давно нет со мной, работа — сплошное занудство.

«Только один стаканчик, — говорил чертенок. — Он поможет снять напряжение».

Как сказал Джон, один стаканчик превратился в бутылку, вернее, в три. Потом поездка на такси в Сохо. Кокаин в баре, девочки, опять выпивка, уличная проститутка.

Меня охватывает дрожь.

— Я не позволю, чтобы Джон сдался, — вслух говорю я, помня, как он поддерживал меня, оттаскивал от края во время того жуткого рецидива, когда я мог думать только о том, чтобы напиться. Как он помог мне найти наставника. Его выдержка была намного больше моей, его борьба была решительной и необходимой. — Я сделаю то же самое для него.

Я разворачиваюсь, врываюсь в бар и хватаю Джона за грудки.

— Я отправляю тебя на реабилитацию. Вернусь через пару часов. Я приеду за тобой. Оставайся здесь, и мы еще поборемся, вместе.

Джон ломается и, обнимая меня, цепляется за свою жизнь. Цель и необходимость выжить заставляют нас расправить плечи.

Выбежав из бара, я спешу к своей машине. Я знаю, что мне нужно вернуться на работу к середине дня, и достаю телефон. У меня два пропущенных звонка и одно голосовое сообщение. Испугавшись, я нажимаю кнопку «Воспроизведение».

«Доктор Розенштайн, — говорит моя секретарша, — вам надо срочно приехать в больницу. Случилось нечто ужасное. С Алексой Ву».