Может, ифери мне специально ее подсунули? Нет, не могли же они знать о том, что мы придем уничтожить инкубатор? Это глупо… Не стали бы они жертвовать личинками, среди которых будущий правитель из древнего пророчества. Подготовились бы к нашей диверсии.
Чутье подсказывало мне, что-то тут не сходится. Почему подменыш оказался в яме с трупами, из которых делали удобрение? Его туда сбросили потому, что он получился непригодным для войны? Бракованным? Котят с врожденными уродствами деревенские жители топят в ведре. Здесь тот же самый случай?
А вдруг у меня пошли глюки от стресса и мне показалось, что ушная раковина спасенного парня не такая, как у людей? Привиделось ребристое ухо с заостренным кончиком и твердой антенкой у основания.
Собрав волю в кулак, я заставила себя подобраться ближе к затихающему и больше не дрожащему парню, чтобы присмотреться к его правому уху. Убедилась, что это был не обман зрения, не глюк от нервов. Тот, кого я сюда притащила с иферийской базы, точно не являлся человеком.
Вынув раздвижной кинжал из чехла, закрепленного на ноге, я приготовилась нанести удар. Пронзить голову твари насквозь, от уха до уха. Представила, как плавно войдет острое тонкое лезвие, будто нож в масло, как окрасится алой кровью и его цвет станет напоминать красный металлик дорогой машины.
– Помоги мне, – чуть слышно простонал ушастый монстр.
Медленно повернув голову, он приоткрыл глаза и посмотрел на меня. Я увидела, как по черной, зрительно неотделимой от зрачка, радужке расползаются красные прожилки.
Рука, сжимающая рукоять кинжала, невольно дрогнула и опустилась. Никогда прежде я не видела живого врага настолько близко, не считая шакалов, чьи зубы не раз щелкали у меня перед носом. Осознание уникальности момента повергало в шок и ступор.
Мелькнула робкая мысль о том, что нельзя медлить, надо прикончить тварь. Но в то же время ей противоречило воинственное любопытство.
Окровавленный, израненный и истощенный враг не выглядел представляющим угрозу. Рассуждая логически, я понимала: если он минуту назад не вцепился мне в глотку, вряд ли сможет это сделать прямо сейчас.
Все видимые признаки указывали на то, что подменыш слабеет, продолжая терять кровь. Но почему он просит меня о помощи? На что надеется? Что я не пойму, кто он такой? А ведь я ему об этом сказала. Более чем громко и отчетливо. Я точно произнесла те слова вслух.
– Кто ты такой?
Сама не поняла, зачем я задала вопрос, в данной ситуации не имеющий никакого смысла. Все и так было предельно ясно. Видно по глазам и ушам.
Какие еще нужны доказательства того, что передо мной иферийский ублюдок? Но почему-то я хотела услышать ложь, подобно яду сочащуюся из припухших губ, обкусанных в кровь от боли. Для меня было важно получить еще одно доказательство того, что передо мной враг. Мерзкий, лживый, отвратительный, считающий людей глупым съедобным скотом.
– Кто… я? – подменыш ответил вопросом на вопрос.
Не оправдал моих ожиданий. Почему не сказал, я Чарли Грейсон, мне девятнадцать лет и мы встречаемся со школы? Тогда мне было бы легче пронзить его сотрясенные мозги лезвием кинжала.
За год сопротивления захватчикам я привыкла убивать врагов. Но только не таких, как этот – едва живых и беззащитных. В моей душе что-то ломалось при виде его ран. Как будто пистолет раз за разом выдавал осечку вместо контрольного выстрела в голову.
– Да, ты, – огрызнулась я, подумав, что хватит с ним церемониться. – Отвечай честно и по порядку.
– В каком порядке? – непонимающе простонал он, и у него в груди что-то булькнуло при вдохе.
Я увидела свежую кровь на его светлой, почти белой коже. И почему сразу не вспомнила, что у Чарли был легкий золотистый загар. А еще большая овальная родинка над правой ключицей. И точно у Чарли не было дыхательных отверстий между ребрами, из которых вытекала кровь при каждом вдохе и выдохе.