Устрашающее заграждение растянулось на несколько сотен шагов и упиралось в горловину ущелья — место, где южная гора Кату и северная вершина Коянды сходились ближе всего.
Сотники Карасая, увлекаемые своим предводителем на восток, двигались, строго соблюдая строй. В каждом ряду ехали по четыре сарбаза. Мирас на своем рыжем Тайбурыле держался правого края, ближе к Кату. Он намеренно назвал своего коня, того самого, подаренного дядей, в честь прославленного скакуна Кобланды-батыра[26].
Отряд скакал рысью — берегли силы лошадей. Карасай, как и полагается, выдвинулся чуть вперед, отделившись от общего строя.
Поскольку Мирасу выпала честь войти в состав элиты, его вооружили по полной. Кроме ханского меча, за пояс ему заткнули длинный кривой нож — на случай ближнего боя. За спиной у него висели кожаный налуч[27] с луком и набитый до отказа стрелами кожаный колчан. На левом предплечье Мираса красовался небольшой круглый железный щит с торчащим из центра коротким шипом. Копье в отряде было только у самого Карасая. Да и он прихватил его скорее для эффектного броска, чем для конной битвы. По замыслу казахов, сарбазы Карасая не должны были вступать с ойратами в открытое столкновение.
Летучий отряд выступил в буквальном смысле налегке. Каждого снарядили так, чтобы не утяжелять вес. Мирас, как и все остальные сарбазы, не был облачен в доспехи. Копье тоже могло стать лишь дополнительной нагрузкой для коня, а скорость и маневренность — это главные козыри Карасая.
Отряд двигался быстро, но практически на ощупь. Батыр не стал высылать вперед разведчиков, так как не видел в этом смысла. По предыдущим донесениям стало ясно, что ойраты уже близко. Единственной тропой, по которой они могли пройти, была как раз эта тропа. Жигиты давно миновали укрепления, построенные сарбазами Жангира, и теперь их окружали абсолютно безлюдные горы. Как только ущелье осталось позади, в нескольких сотнях шагов показались первые всадники. Небольшой отряд из десяти конников не спеша продвигался вперед, пока не заметил поднятую казахами пыль. Ойраты остановились.
Карасай же, напротив, пустил своего Белогрудого (Жангир великодушно оставил батыру проигранного коня) галопом, увлекая за собой остальных. Даже издали было заметно, что ойратов смутило такое скорое появление казахов. Поколебавшись с минуту-другую, они все же не стали рисковать и решили уйти от столкновения, поскольку приняли отчаянную сотню за основные силы. Дружно натянув луки, враги выпустили по одной стреле, развернули коней и во всю прыть умчались обратно — предупреждать своих.
Ни один выстрел не поразил цель. Джунгары почти не целились, и большая часть выпущенных стрел даже не долетела до сарбазов. Отряд нагонял отступающих. Когда до ойратов оставалось шагов двадцать, Карасай привстал в стременах и, размахнувшись, метнул свое мощное копье. Один из беглецов резко выгнул спину и запрокинул голову назад. Копье глубоко вошло в поясницу. По одежде вражеского воина растекалось алое пятно. Раненный отпустил поводья, и конь тотчас же сбросил его. При падении нога ойрата застряла в стременах, и теперь его безжизненное тело волочилось за набирающей ход лошадью.
Кто-то из джунгаров обернулся. Увидев мертвого товарища, он пронзительно закричал и прижал голову к шее своего коня. Остальные подхватили его резкий, почти нечеловеческий крик. Мирас, никогда прежде не участвовавший в битвах, тем не менее, понял, что ойраты предупреждают своих о приближении казахов. Заметив, что скачущие впереди полезли за луками, он решил последовать их примеру.
Кожаная тетива натужно заскрипела и издала глухой звон. Стрела с острым четырехгранным наконечником устремилась вверх, став частью целой тучи стрел, синхронно выпущенных сарбазами. Из-за этого Мирас не смог разобрать, достиг ли его выстрел цели. Зато количество мишеней сразу сократилось до трех: остальные ойраты либо попадали с коней, либо безжизненно повисли на них. Тех, кто упал, атаковавшие просто затаптывали — не было времени объезжать. Необходимость второй серии выстрелов отпала — слишком быстро летучий отряд нагонял цеплявшихся за жизнь противников.
Передние ряды во главе с Карасаем быстро расправились с оставшимися джунгарами. Когда Мирас нагнал их, было уже поздно. Всадники остановились. Разгоряченный Тайбурыл нетерпеливо бил копытом и громко фыркал.
Карасай спешился возле последнего убитого. Ему удалось проехать на пять шагов дальше остальных. Молодое узкоглазое лицо без намека на какую-либо растительность выражало полную отрешенность. Стеклянные глаза, в которых уже не было жизни, устремились взглядом в небо. Из уголка губ стекала густая темно-красная струйка крови. Черный меховой малахай слетел с головы, обнажив торчащий из лысой головы чуб.
Неожиданно казахский батыр — заклятый враг джунгаров — присел на корточки рядом с телом поверженного врага и провел ладонью по его мертвому лицу, прикрывая веки. Затем молча поднялся и снова запрыгнул в седло.
— На войне не бывает хороших или плохих, — почти философски заметил он. — Бывают мертвые и живые. Они — мертвые! — Выдержав короткую паузу, батыр продолжил: — Нужно спешить — ойраты совсем близко. Надеюсь, они не услышали крики сородичей…
Глава 24. Хозяин Седой Горы
На широком выступе Седой горы, устремившей свою вершину к самому небу, сидел молодой Ирбис. Искоса он взглянул на свою удлинившуюся в закатном свете тень и остался доволен увиденным. Затем горделивый зверь окинул взором раскинувшуюся под ним степь и удовлетворенно зевнул. В его владениях было тихо…
Далеко на севере в своей теплой берлоге мирно спал огромный бурый Медведь — названый брат и давний сосед Ирбиса. Медведь был намного старше и сильнее обитателя южных гор, шепчущихся с облаками. Несмотря на то что в далеком прошлом предок снежного барса бесцеремонно вторгся в берлогу бурого хищника и жестоко искусал его, потомок сумел уладить давний конфликт. Между двумя разными по образу жизни и складу ума животными завязался прочный союз.
Так было до тех пор, пока в степи не появились волки с Востока. Поодиночке могучий хозяин Седой горы без труда перегрыз бы каждого из них, но непрошеных гостей было слишком много. Пришлось звать на помощь северного соседа. Названый брат не заставил себя долго ждать. Ему были нипочем мелкие волчьи клыки, и нескольких ударов когтистых лап оказалось достаточно, чтобы рассеять вражескую стаю. С остальными барс решил расправиться самостоятельно. Он гнал их на закат до Большой Воды, вгрызаясь острыми клыками в глотки отстающих. Наконец с врагом было покончено. Победителем вернулся Ирбис в свои владения, но тут обнаружил, что место на его любимом выступе уже занято. Большой брат ушел, однако подселил к южному соседу своего сына. Теперь в бывших угодьях барса хозяйничал Медведь-сын. Зверю, истерзанному долгими стычками с волками, пришлось смириться и уступить трон пришельцу.
Постепенно Медведь-отец поселил в бывших владениях своего младшего названого брата детенышей других животных, которых отнял у родителей. Но хозяином Седой горы, как и степи перед ней, оставался его ставленник-сын.
Неизвестно, сколько бы это продолжалось, если бы в северные леса — вотчину Медведя — не прилетел хищный Орел с Запада. Он стал исподтишка нападать на мощного обитателя берлоги, изматывая его постоянными атаками. На большого брата теперь больно было смотреть: израненный и окровавленный, он уже не казался таким могучим, как прежде. Отчаянный рев властителя Севера докатывался до южных окраин его угодий. Вскоре бурому стало не до сына, сместившего со снежного трона белого барса. Почувствовав, что отец уже не так силен, как раньше, Медведь-сын начал с опаской поглядывать на законного хозяина Седой горы и в конце концов решил вернуть ему престол. Так Ирбис вновь обрел свои владения, сохранив при этом дружбу с северным соседом.