Старик еще и еще раз вчитывался в печатные строчки, и все больше его охватывало уже знакомое чувство полной беспомощности. Его поразил не сам ответ, чего-то похожего он ожидал, растревожила оскорбительная уверенность следователя. Смоковницын нисколько не сомневался в том, что истину он нашел, обнаружил, доказал. И все. Проехали. Жизнь продолжается.

— Дерьмо, — пробормотал старик. — Какое дерьмо…

— Ты с кем там разговариваешь? — В кухню заглянула Катя и, увидев конверт в руке старика, взяла письмо. Молча прочла и, побледнев, опустилась на стул. Старик подошел, прижал к себе ее голову, замер на какое-то время. Не было у него ни слов утешения, ни слов гнева. — Ты ждал чего-то другого? — спросила наконец Катя.

— Нет, но… Вот так… Это нехорошо.

— Обедать будем?

— Будем, — бездумно сказал старик. — Напрасно они вот так… Это нехорошо, — повторил он.

— Да ладно, деда, — Катя осторожно высвободилась из его объятий, подошла к плите, включила газ.

— Я пойду к прокурору, — сказал старик без выражения.

— Чтобы еще раз получить по физиономии?

— Да. Только для этого.

— А зачем? — спросила Катя.

— Нужно. Мне только этого еще и не хватает.

— Тогда надо сходить. Обязательно сходи.

— И схожу, — в который раз повторил старик, и было похоже, что он убеждает самого себя в том, что к прокурору идти все-таки нужно. — И схожу, — негромко проговорил он. — И схожу! — вдруг заорал старик и досадливо бросил ладонь тыльной стороной на стол. Была у него такая привычка — в гневе, как последний довод, как последний выплеск чувств, он с размаху бил костяшками пальцев по подвернувшейся поверхности стола, стула, по скамейке, а если под рукой ничего не оказывалось — по собственной коленке.

— Деда, — Катя подошла к нему, положила ладонь на плечо. — Все… Успокойся. Пора обедать. Вода кипит, пельмени почти готовы.

— Думаешь, не стоит идти?

— Ты отнесешь и подаришь им несколько лет своей жизни. Понял? Когда я была у этого Смоковницына, все уже было решено. А такие решения следователь, как мне кажется, не может принимать самостоятельно. Все согласовано выше. И его вопросы были уже подготовлены… Шампанское пила? Пила. С Пашутиным во дворе здоровалась? Здоровалась. У подъезда улыбалась? Улыбалась. Все ясно. Хорошо еще, что за клевету не посадили. А ведь могли.

— Могли, — кивнул старик, думая о своем. — А знаешь, я схожу к прокурору. Депутат все-таки, народный избранник, демократ опять же, голосовал за него…

— Деда… Один вопрос… Зачем?

— Надо.