Она резко встает: хватает что-то с химического стола, подходит к раковине и поднимает бумажный пакет. К его углу Вероника Игоревна приближает… зажигалку?

— Вот вам бесплатный урок, Артур Александрович. Если встречаете проблемы — испепеляйте их.

Вероника Игоревна щелкает кнопкой: вырывается рыжий фейрверк и гаснет. Пламя не появляется. Она хмурится и пробует снова — и снова шипят бессмысленные искры. Мама Дианы повторяет этот странный фокус в третий, четвертый раз, затем бессильно опускает руки. Закрывает глаза.

— С-сорян. Это не мое дело, только… Сорян. Только помочь думал.

Ха-ха. Вы наверняка заметили, что мне следовало думать лучше.

— Как она? — спрашиваю я.

Вероника Игоревна так и стоит у раковины — глаза закрыты, плечи поникли, — будто снова «зависла», как на уроке.

— Все еще обет молчания? — шучу я неловко и тут же смущаюсь от собственной неуклюжести.

— Забавно.

— Забавно?

— Все задают этот вопрос мне, а не ей.

Я чувствую, как шея и щеки вспыхивают огнем.

Вероника Игоревна открывает глаза и возвращается к столу.

— Родительский комитет опять говорит об исключении.

С тех пор, как Диана замолчала, все говорят об ее исключении. Не удивлюсь, если и морская свинка Коваля в курсе дел.

— Вам нужно с кем-то профессиональным посоветоваться, наверное. Хотя бы насчет блужданий… ну, во сне.

— Здорово было бы, Артур Александрович, если бы обо всем в жизни можно было «посоветоваться».

В голосе Вероники Игоревны проступает горечь, и я отвечаю невпопад:

— Есть подкаст на «Усатом радио».

— Не поняла? — Вероника Игоревна резко вскидывает подбородок. Глаза остекленели, губы кривит усмешка — будто мысли умчались дальше, за поворот, но эхо прошлой фразы еще скользит по лицу.