Глава I

Вернувшись на родину, Вольф Мессинг обнаружил, что в Гуре мало что изменилось. Было время поспевания яблок, и его отец все также трудился в арендованном у цадика[29] саду, все также расхаживал босым, все также допекал братьев, правда, двух меньших. Старший, Хаим, успел обзавестись семьей и тоже трудился на местного эксплуататора.

Вольфа встретили с криками радости, со слезами на глазах, разве что отец, предположив, что он сбежал от своего благодетеля, господина Цельмейстера, некоторое время колебался: заслужил ли сын родительское прощение?

– Даже если и так, – ободрил его Вольф, – разве это помешает тебе обнять меня?

Отец смахнул слезу и торжественно произнес:

– Иди ко мне, блудный сын.

Вольф встал на колени.

Евангельская притча оказалась вполне уместной в семье истового почитателя Талмуда. Даже местный раввин не отверг щедрый дар Мессинга синагоге, правда, в сердцах обругал Авессаломом.[30] Спустя годы, оказавшись на высоте четырнадцатого этажа, я никак не могу понять, что общего между мятежным царевичем и отщепенцем с разбитым сердцем, разве что длинные вьющиеся волосы.

С тех пор в Гуре Вольфа так и называли – Авессаломом или «блудным сыном», а местные ребятишки бегали за ним и кричали: «Мессинг, Мессинг, погадай!»

Вольф отнесся к подобному признанию как к великой чести. Быть блудным сыном своего народа – великая честь.

Две недели он проработал в саду, отдыхал с лопатой и ведром воды в руках. Никто его не тревожил, не разыскивал. Из-за границы не было никаких вестей, и в конце августа, когда отец в преддверии субботы заявил, что Вольфа пора женить, он решил, что отдых закончился, и на следующий день отправился в Варшаву. Хотелось посмотреть город, познакомиться с новостями.

Мессинг гоголем прошелся по Маршалковской, свернул на Аллеи Иерусалимские, добрался до Краковского предместья. Посетил Старо място, отыскал Национальную библиотеку. Полистал берлинские газеты, и нигде, даже в самых бульварных, не обнаружил ни единого слова о происшествии в Моабите, а также о покушении на полицейских чинов на Северном вокзале. В рекламном проспекте Винтергартена ни единого упоминания о В. Мессинге. Это и радовало, и печалило одновременно.

Вечером Вольф отправился по выписанным адресам, где давали представления местные маги и волшебники. Больше других ему понравился Бен Алли, выступавший в Варшавском цирке. Он ухитрялся ловить руками пули, которые ассистент выстреливал в него из пистолета.